По следу смеющегося маньяка
Шрифт:
Питер судорожно вздохнул.
— Я слышал смех, который не забуду, пока жив, — сказал он. — Это был тот самый смех, который я описывал вам год назад.
— Но кажется, вы его не слышали, не так ли, мистер Трэнтер? — спросил меня Гоуэн. Очевидно, он уже переговорил с Максом.
Я кивнул.
— Видите ли, я очень крепко сплю, — сказал я. — Я ничего не слышал, пока меня не разбудил Питер.
— Вчера я ложился спать таким спокойным, каким уже давно не был, — заговорил Питер. — Я провел восхитительный вечер. Мне удалось преодолеть несколько своих проблем, которым фактически до сих пор сам и потворствовал. Я заснул в ту же секунду, как моя голова коснулась подушки.
— Но вы не понимали, что вас разбудило? — спросил Гоуэн.
Питер покачал головой, его губы сжались в твердую узкую линию.
— Не могу сказать, чтобы в течение последнего года ночные кошмары были для меня редкостью. После них я просыпался обессиленным и больше уже не мог уснуть. На этот раз воспоминания о сне, если это был сон, совершенно отсутствовали. Я посмотрел на Джима, лежащего на соседней кровати. Он спал мирно, как ребенок. — Питер облизнул пересохшие губы. — А потом я услышал его — хохот, который весь год звучал у меня в мозгу. Тот самый захлебывающийся от глумливого удовольствия смех. Это было наяву, а не во сне. Я крикнул Джиму, потом спрыгнул с кровати и — упал. Желая поскорее оказаться у окна, я даже забыл о своей ноге. Но когда я встал и добрался до окна, этого человека уже не было.
— А вы слышали этот второй взрыв смеха, мистер Трэнтер? — спросил Гоуэн.
— Я ничего не слышал, Питер закричал, и я проснулся.
— Я послал за Максом, — сказал Питер. — Мы оделись и спустились вниз, но снаружи никого не обнаружили.
Гоуэн крутил в пальцах сигарету, не закуривая.
— На этой стороне здания еще двенадцать спален, — сказал он, — и все они заняты. Люди обычно спят с открытыми окнами, так что, возможно, его слышал кто-нибудь еще. У них нет особых причин говорить о нем. Когда мы займемся опросом, мы найдем того, кто еще слышал этот смех.
— Мне не требуется ничьего подтверждения, — напряженно сказал Питер. — Достаточно того, что этот смех слышал я.
— Что ж, теперь нужно поговорить с людьми, которые занимают соседние с шестым коттеджи. Возможно, они что-то сообщат.
— Макс, ты уже сообщил о несчастье отцу Джейн? — спросил Питер.
Макс мрачно кивнул:
— Он едет на машине из Нью-Йорка, будет здесь примерно через час.
— Как он это воспринял?
— Тяжело, — сказал Макс. — А как бы ты воспринял известие, что твоя дочь убита… и, может, еще и изнасилована?
— Я немного его знаю, — сказал Питер. — И не горю желанием увидеться с ним.
К одиннадцати утра прибыла команда полицейских, чтобы заняться коттеджем номер 6. Тела двух девушек были сфотографированы в том положении, в котором были обнаружены, а потом увезены в морг, находящийся в Манчестере, где должны были произвести их вскрытие. На сцене неожиданно появилось с десяток-другой полицейских.
Я оставался в «Логове», потому что Макс попросил меня встретить репортеров и фотографов, лавина которых должна была вскоре на нас обрушиться. У Макса и так будет полно забот с гостями, после того как им станет известно трагическое событие этой ночи.
Питер отправился на гору. Он надеялся, что, если будет слоняться среди лыжников, он может снова услышать тот смех.
Сержант Гоуэн работал профессионально и целеустремленно. С горы были вызваны и допрошены обитатели трех коттеджей, ближайших к номеру 6. Никто из них не слышал ничего необычного. Прошедшая ночь была ветреной и бурной. Никто также не слышал и чего-то похожего
Были допрошены Бобби Дауд, который накануне угостил Джейн в баре, и полдюжины молодых людей, ухаживавших той ночью за Мартой Тауэрс, на которых указал Макс. Никто из них не мог предложить никакой идеи. Двое из группы этих юношей проводили Марту до ее хижины около половины третьего. Джейн была уже дома, живая и невредимая. Они немного поболтали с ней, после чего вернулись к себе в «Логово». Их общее состояние — полное потрясение — казалось вполне искренним.
Вскоре после того, как полицейские начали заниматься каждым коттеджем отдельно, появился окружной прокурор Мортон Льюис — выглядевший необычно элегантным для копа моложавый человек. Я понял, что именно он отвечает за расследование. Как мне показалось, ему было около сорока лет, его темные волосы были припорошены преждевременной сединой, темные брови изгибались кверху над внешними уголками глаз, что придавало ему мефистофелевский вид, а четко очерченный рот кривила постоянная саркастическая усмешка. Казалось, он все время усмехается какой-то шутке, делиться которой ни с кем не намерен. Я почувствовал к нему внезапную и острую антипатию.
Но еще больше я был разочарован тем действующим лицом, которое прибыло позднее. В генеральной прокуратуре существует детективное отделение штата Вермонт. В отделении всего один детектив, чья работа состоит в расследовании убийств, чрезвычайно редких в округе Зеленые горы. По закону штата, все самые важные случаи убийств разбираются генеральной прокуратурой, и один человек, составляющий детективное бюро, ни от кого больше не должен принимать указаний.
Этого детектива звали Гарделла. Ему явно нравилось, когда его называли инспектором. Это был низкорослый, очень пухлый человечек в помятом костюме, видимо купленном в ту пору, когда он еще не растолстел до такой степени. Он задыхался, когда ему нужно было дотянуться до ремня своих брюк. Его череп был голым, как яйцо, а его маленькие, заплывшие жиром и налитые кровью глазки выглядели так, словно он страдал тяжелым похмельем. В его толстых губах постоянно торчала обкуренная сигара, которую он то и дело перекатывал из одного угла рта в другой. У него был сиплый тихий голос, так что приходилось напрягаться, чтобы его расслышать.
У меня возникло неуютное ощущение, что собравшиеся представители закона были недостаточно квалифицированы, чтобы поймать убийцу Джейн Причард.
Инспектор Гарделла потребовал себе отдельный кабинет. «Не собирается ли он искать убийцу Джейн, сидя в офисе?» — сказал я себе. Макс попросил меня разместить Гарделлу в своем кабинете, поэтому я проводил туда пыхтящего толстяка и очистил стол от бумаг Макса. Гарделла, перекатывая неизменную сигару во рту, посмотрел на развешанные по стенам фотографии, сделанные Максом.
— Надо полностью выжить из ума, чтобы вот так нестись с горы, — сказал он, указывая на одну из них, где был заснят лыжник, в снежном вихре летящий с почти отвесного склона.
— Ну почему же? Если умеешь, в этом находишь особое удовольствие, — возразил я.
— Да, — сказал он, — похоже, тот, кто умеет убивать, прошедшей ночью тоже находил особое удовольствие. Мне сказали, мистер Трэнтер, что вы не слышали, как смеялся этот парень, хотя находились в одной комнате со Стайлсом.
Мне надоело объяснять людям, какой я соня.