По следу смеющегося маньяка
Шрифт:
— Думаете, Стайлс вообразил это? — спросил Гарделла.
— Нет, думаю, он его действительно слышал.
— Во сне или когда уже проснулся?
— Он именно так и говорит.
— Я знаю, что он говорит, — сказал Гарделла. Он обошел вокруг стола Макса и уселся в кресло. — Я знаю историю Стайлса вдоль и поперек. Читал отчеты об этом год назад. Знаю, что он не сможет узнать человека, который вынудил его съехать с дороги, даже если бы они были от него так же близко, как вы от меня; да, они пронеслись мимо и один из них крикнул: «Жалкий трус!» — в открытое окно. Но — капюшон и большие лыжные очки. Мне известно, что он не узнал бы этого парня, даже если бы он оказался рядом
— Можно набрать номер и попросить принести выпивку в кабинет, — сказал я.
Он помедлил, затем усмехнулся мне.
— Прямо не знаю, выпить мне или подождать, — раздумывая вслух, сказал он. — Пожалуй, пока с этим можно повременить. — Он начал играть с карандашом из письменного прибора Макса. — Кстати, что вы думаете о Стайлсе?
— Хороший парень. Он попал в тяжелую историю и вышел из нее с большим достоинством, чем можно было ожидать, — сказал я. — Впрочем, я познакомился с ним только вчера вечером.
— Ему весь год слышался тот смех, — сказал Гарделла, глядя на свои толстые пальцы, удивительно ловко вращающие карандаш. — Интересно, он действительно помнит, как он звучал?
— Он слышал его прошлой ночью, — сказал я.
— Но вы его не слышали, — возразил Гарделла. — И знаете, Гоуэн сейчас переговорил со всеми, кто спал в двенадцати номерах по той же стороне здания. Никто не слышал этого хохота.
— Думаете, Стайлс лжет? — спросил я.
— Как я могу это знать, пока не увижусь и не переговорю с ним? Где он сейчас?
— Где-то в горах, прислушивается к смеху людей.
— К смеху людей?
— Да.
Гарделла нетерпеливо взмахнул пухлой ручкой:
— Сдается мне, он намерен поиграть в детектива.
— Не вижу ничего предосудительного в том, что он хочет найти негодяя, который убил его отца и этих девушек, а его самого сделал инвалидом, — сказал я.
— Он мог слышать этот смех, — сказал Гарделла. — Однако не могут же буквально все оказаться глухими. По-моему, здесь, на отдыхе, люди вообще смеются довольно часто. И никто не обратит особого внимания на чей-то смех и тем более не проснется от него. Но он — мог, если это был тот, особенный смех.
— Именно так мне все и представляется, — заметил я.
— Не хватало только, чтобы и вы превратились в копа, — проворчал Гарделла. — Кажется, это вы будете заниматься газетчиками, когда они нахлынут сюда?
— Меня попросил об этом Макс.
— Что ж, тогда держите их от меня подальше. У нас нет для них никакого заявления, ничего нет до тех пор… пока у нас что-нибудь не появится. Я говорил вам, что по дороге сюда заехал в морг в Манчестере?
— Нет.
Он вынул изо рта сигару и хмуро уставился на ее изжеванный кончик.
— Девушки не были изнасилованы, — сказал он.
— Тогда это еще более бессмысленно! — сказал я.
— Парень, который убивает ради забавы, вероятно, не находит удовольствия в обычном веселье, — сказал Гарделла.
Он снова воткнул в рот свою сигару и вернулся к игре с карандашом. Мне показалось, что он вдруг совершенно забыл о моем присутствии.
Выйдя из кабинета, я наткнулся на стоящую в коридоре Хедду Лэндберг. За то время, что я провел в «Дарлбруке», она все больше нравилась мне. Это была привлекательная сорокалетняя женщина со светло-золотистыми локонами, красиво обрамляющими ее головку. Двадцать лет назад она была чемпионкой Олимпийский игр в Норвегии по скоростному спуску на лыжах, но с прекращением олимпийских состязаний из-за войны больше не возвращалась к международным соревнованиям. Макс, который очень ею гордился, говорил,
Это она с Максом сделали из «Дарлбрука» то, чем он теперь является. Макс придавал их владению жизнерадостность и красочность, но настоящим ключом к их успеху, по моему мнению, были кропотливая работа и искусное ведение дел Хеддой.
Что-то мне показалось в ней необычным, и я не сразу понял, что впервые вижу ее не в лыжном костюме и не в причудливом наряде «после лыж», который носят здешние женщины. Сейчас на ней было простое черное платье, и оно придавало ей такой вид, как будто она играла незнакомую ей роль.
— Надеюсь, вы лучше себя чувствуете, — сказал я, приблизившись к ней.
Я помнил, что вчера вечером она жаловалась на сильную головную боль и рано ушла спать.
— Куда уж лучше при таких-то делах! — сказала она. — Господи, Джим, что нам делать?
— Они его поймают, — успокоил я ее. — Здесь собралась целая армия, чтобы найти его.
— Макс с ума сходит от тревоги, — сказала она. — Понимаете, люди перестанут сюда приезжать, если только все это быстро не утрясется.
— Сомневаюсь, — сказал я. — Думаю, скорее ваш бизнес пойдет в гору. Это только привлечет к вам людей, охочих до сенсаций. А разве кто-нибудь уже хотел уехать?
— Нет.
— Вот видите!
— Трудно даже вообразить, что кто-то из наших гостей, кого мы знаем, может быть таким отвратительным, кровожадным убийцей, — сказала Хедда.
— Думаю, Питеру Стайлсу не так уж и трудно, — сказал я. — Это происходит с ним уже второй раз.
— Бедняга Питер, — вздохнула она. — А я ведь ждала вас, Джим. Прибыл отец Джейн Причард со своей второй дочерью. Макс сейчас с ними в двести десятом номере, что напротив вашего. Мистер Причард намерен сделать журналистам какое-то заявление, и Макс хотел бы, чтобы вы этим занялись. Причард хочет также переговорить с Питером. Я послала Рича найти его.
— Насколько я представляю, с минуты на минуту на нас обрушатся толпы газетчиков, — сказал я.
— Несколько репортеров из местных газет уже появились, — сказала Хедда. — Окружной прокурор обещал поговорить с ними за ленчем. Сейчас они напиваются в баре.
То, что позже я выяснил о Джордже Причарде, имело важное отношение к происходившему. Он был заметной фигурой среди тех, кого называют «обществом знаменитостей» в Нью-Йорке. О них часто упоминается в газетах. Сын богатых родителей, Причард ходил в самую лучшую школу, а потом в Принстон. Он был одним из блестящих хавбеков в истории футбольной лиги колледжа, а позже дошел до четвертьфинала национального любительского турнира по гольфу. Он состоит членом Принстонского и Университетского клубов. Играет в гольф в одном из самых престижных клубов в Вестчестере. Он же — руководитель собственного рекламного агентства «Причард и Макграф». Это хладнокровный, опытный делец и очень энергичный и сильный человек. Он пользовался большим успехом у женщин и, будучи разведенным, отнюдь не сторонился их, но подбирал себе подруг весьма осмотрительно. Его бракоразводный процесс наделал много шума, но он сумел пережить скандал без видимых потерь для собственного достоинства и своей репутации. Его жена Дженифер сбежала от мужа с известным английским драматургом по имени Хью Себастиан. Она без оглядки оставила двух малолетних дочерей на попечение Причарда. Можно было только восхищаться тем, как повел себя Причард в такой ситуации. Он дал дочерям отличное образование, и, судя по всему, они были очень дружной семьей, пока девушки не выросли и для них не настало время строить свою жизнь и карьеру.