По следу смеющегося маньяка

Пентикост Хью

— Они вели себя так, что трудно было поверить, — позже рассказывал мне Питер. — После мятежа в баре, как мне показалось, Брэден испытывал некоторые угрызения совести, но он успел справиться с ними, как только мы добрались до кабинета. Я еще не видел таких наглых, спокойных и циничных молодых людей. На каждый серьезный вопрос Гарделлы они отвечали остротой или взрывом хохота. Обе девушки, помоги им Господи, были такими же мерзкими, как и мужчины. Если кто-то из них и был потрясен жестоким убийством, то они ловко скрывали это. Они только и думали о том, чтобы выставить нас с Гарделлой идиотами.

Казалось, своим поведением они стремились доказать, что, если на них будут нажимать, они ответят тем же. На вопрос, где они находились,

когда был убит Льюис, они отвечали шутками. У Питера сложилось впечатление, что они скрывают свою виновность. Они не представили никакого алиби. Казалось, они поставили себе цель — смутить и обескуражить Гарделлу, который сначала воспринимал их поведение с невозмутимостью Будды, затем решил положить конец их издевательствам. Он вызвал двоих полицейских и приказал им немедленно обыскать всю эту шайку. Ни ножа, ни одежды с пятнами крови при них не было обнаружено. И пока длился обыск, они продолжали свои издевательские шуточки.

— И все это время я старательно прислушивался, — сказал мне Питер. — Конечно, они много и часто хохотали, так что прислушиваться было к чему. Но того человека там не было. Меня просто тошнило от них, но я не уловил ни одной ноты из тех, что слышал раньше.

Гарделла работал тщательно. Были просмотрены все регистрационные записи «Логова». Ни один из этой семерки не останавливался в «Дарлбруке» в день трагедии, происшедшей с Питером.

Затем Гарделла поднял вопрос об отношениях Брэдена с Мартой Тауэрс. Если он рассчитывал, что Дорис Брэден взорвется, он был разочарован. Она не выразила ни малейшего удивления по этому поводу. Возможно, Брэден успел ее предупредить.

— Это было ДД, — заявила она Гарделле. — До Дорис. Она была интересной, милый? — спросила она своего мужа.

— Не такой, как ты, — заверил ее Брэден.

Гарделла чуть не расколол кулаком стол Макса. По словам Питера, он напугал бы кого угодно, но не эту невероятно наглую компанию. Что бы там ни было, заявил им Гарделла, они будут обвинены за угон фургона и повреждение государственного имущества — полицейской машины. Утром их отправят в тюрьму.

Они только зааплодировали ему, когда он замолчал.

Затем Брэден нанес последний удар. Он приблизился к Питеру и криво усмехнулся ему распухшим ртом.

— Мы еще с тобой не закончили, старина, — сказал он. — Ты застиг меня там, в баре, когда я был слегка не в себе. В следующий раз мы начнем на равных.

— Еще раз затеете драку, сразу поймете, насколько здорово вы не в себе, — сказал Гарделла.

— Тебя я тоже приглашаю, толстяк, — небрежно сказал Брэден.

За его спиной встали трое парней и Митчеллы, и Питер подумал, что драка могла бы начаться сейчас же. Гарделла, не двигаясь со своего места за столом, заговорил своим тихим осипшим голосом.

— Если готовы, пожалуйста, сразу и начните, — сказал он. — За весь день я еще ни разу не повеселился.

По словам Питера, в этот момент толстый маленький детектив был чрезвычайно внушительным. Даже не повысив голоса и не сделав ни одного угрожающего жеста, он дал им понять, что не все шансы на их стороне.

— Мы еще найдем время и место, — пообещал Брэден.

После этого все семеро покинули кабинет, визжа от смеха, как будто они поразили мир. Что-то бормоча себе под нос, Гарделла прикончил последнюю бутылку. А потом, рассказывал мне Питер, он произнес речь.

— Думаете, они ненормальные? — спросил он Питера. — Если бы вы были связаны с законом, Стайлс, вы бы знали, что нам постоянно приходится сталкиваться с такими. У этих людей есть деньги, много денег, иначе они не смогли бы приезжать в «Дарлбрук». Думаете, только дети, выросшие в трущобах, презирают закон и порядок? Не тешьте себя иллюзиями. Не так уж часто публике становится известно о подобных типах. Время от времени в печати что-то проскакивает, но богатые родители платят за все, что ни натворят их детки, так что до общественности почти ничего

не доходит. Свободное государство! Теперь эти слова имеют иное значение. Свобода ненавидеть! Свобода для фанатизма и нетерпимости! Свобода издеваться над законами своей страны! Свобода создавать климат, когда злословие и клевета ведут к безразличию к человеческой жизни, к взрывам в церквах, к убийству детей. Вот в какой свободной стране мы сейчас живем. Вы знаете, Стайлс, это произошло исподволь. И люди нашего с вами возраста отчасти виновны в этом. Вся структура уважения к закону рухнула, когда радетели о нашем здоровье объявили, что мы не должны пить спиртного! Этим сразу же воспользовались гангстеры. Потому что нам нужно было выпить перед обедом. Никто не имел права запрещать нам выпивку, как бы мы ее ни доставали. Так убийство стало бизнесом. Но мы не обращали на это внимания, пока получали свою выпивку. Отменить «сухой закон»? Что ж, конгресс, конечно, не стремился его отменить, Стайлс. Ведь в следующий раз наши благодетели уже не проголосовали бы за них. Лучше позволить, чтобы наши города контролировали всякие Аль Капоне, чем публично заявить, что мы одобряем выпивку. Пока не мы с вами оказывались перед дулом автомата, мы плевали на все. Но наконец у кого-то хватило ума добиться, чтобы «сухой закон» отменили, но мы уже никогда не сможем отделаться от криминального образа жизни и мыслей. Все вокруг нас пропитано этим духом. Убивать ниггеров и их белых любовниц! Закон применим к любому, кроме меня! Равные права для всех — кроме тех, кто мне не нравится! Только коснись моей собственности, и я убью тебя, но к черту собственность других! Вот какова сегодня свободная страна! — Он усмехнулся Питеру и с сожалением посмотрел на опустевшую бутылку. — Мне стоило бы приберечь эту речь на Четвертое июля [1] , — сказал он.

1

Четвертое июля — День независимости США. (Примеч. ред.)

Вот каким вдруг оказался наш Гарделла.

Пока все это происходило, я продолжал бродить по первому этажу в поисках Лауры. Уже в третий раз я прочесал весь вестибюль и решил пробраться к полицейскому, который стоял у лестницы, препятствуя гостям подняться в свои комнаты, чтобы спросить, попадалась ли ему на глаза Лаура, когда заметил, что она неестественно медленно спускается со второго этажа. Она хваталась за перила, и я поспешил ей навстречу, потому что выглядела она так, словно силы покинули ее. У нее было смертельно бледное лицо, и, когда она повернула голову, уставив затуманенный взгляд на кишащую толпу, я увидел кровь, стекающую у нее по щеке из раны на лбу.

Я не успел добраться до нее, как она начала падать, но все же оказался достаточно близко, чтобы подхватить ее, и мы вместе скатились по оставшимся трем ступенькам.

Часть четвертая

Глава 1

Мы с полицейским подняли Лауру и отнесли ее в медпункт. Там, на операционном столе, лежало тело Мортона Льюиса, закрытое простыней. Мы опустили Лауру в шезлонг, и полицейский выбежал, чтобы найти доктора Френча.

Я не очень-то разбирался в вопросах первой помощи, но все-таки нашел чистое полотенце и смочил его в холодной воде. Опустившись рядом с Лаурой на колени, я вытер кровь на ее лице. Теперь я рассмотрел прямо над левым виском ужасную рваную рану, из которой продолжала обильно струиться кровь. Увидев, что веки Лауры вздрогнули, я тихо позвал ее.

Она открыла глаза и посмотрела на меня, и я прочел в них страх и боль. Из груди ее вырвался прерывистый вздох облегчения.

— Джим! — произнесла она и снова потеряла сознание.