По следу зверя

Серебристый диск ночного светила, выкатившись из-за тучи, залил верхушки деревьев зловещим призрачным светом. Двигаясь в темноте леса, молодой партизан Николай Цвирко по прозвищу Сверчок поднял глаза к небу и – провалился в пустоту, не заметив вымытый дождями овражек. Вскочив с земли, юноша подхватил выпущенный из рук обрез, тревожно прислушался, всматриваясь в темноту. Но лишь ветер, пробегая по кронам деревьев, порывисто шумел листвой.

Выросший в семье охотника, он с детства сроднился с лесом и читал его, как книгу. Теперь здесь опасность представляли только враги. Потерев ушибленное колено, Сверчок взошел на косогор, осмотрелся. Усталость валила с ног, хотелось передохнуть, но он упорно продолжал искать полицаев.

Немецких прихвостней Сверчок упустил накануне, во время наступления партизан на расквартированный в городке вражеский гарнизон. Атака захватила гитлеровцев врасплох. Вслед за ними спешно бежали и полицаи из шуцманшафта, или шумы, как называли в народе вспомогательные охранные батальоны, набранные из местных жителей. Воспользовавшись общей паникой, уходил с двумя своими подручными и вицефельдфебель Кондрат Матюшин. Сверчок был почти уверен: полицаи направляются в сторону Литвы.

Он заметил их на исходе ночи, когда в предрассветной дымке стали просматриваться очертания кустов и деревьев. Обрадовавшись, что не ошибся в своем предположении, Сверчок сначала решил с ходу атаковать противника. В ожидании скорой развязки даже взмок. Но в последний момент передумал: торопливость – не лучший советчик на войне. Командир их особого отряда, Федор Иванович Чепраков, требовал от бойцов трезво оценивать собственные возможности. К тому же одного из троих полицаев Сверчок надеялся взять живым.

Перед Кондратом Матюшиным он испытывал почти такое же чувство страха, какое однажды в детстве ощущал, стоя с выжлятником у края медвежьей берлоги. И все же ничто уже не могло остановить его от схватки с ненавистным врагом, повинным в гибели многих людей.

О том, что Матюшин собирается уйти на север, Коля догадался, вспомнив разговор полицаев в управлении, куда его привезли после ареста.

Не добившись от юного партизана нужных сведений, немецкий офицер покинул камеру, велев вицефельдфебелю Матюшину продолжить допрос. К порученному делу командир взвода шумы приступил с особым рвением. Несколькими увесистыми ударами кулака отправив арестованного на каменный пол, Кондрат, уверенный в том, что партизан лишился чувств, стал обсуждать со своим помощником обстановку на фронте. Говорили о том, что обещанная гитлеровцами победоносная война близится к полному поражению Германии и пора подумать о своем спасении. Тогда-то и прозвучало слово «Литва»…

Утренние лучи солнца уже проникали сквозь ветви деревьев. Увидев, что полицаи повернули к опушке, Сверчок, стараясь оставаться незамеченным в густоте июньской зелени, поспешил обойти их сбоку. Остановившись у старой кряжистой сосны на расстоянии выстрела, вдохнул полной грудью утренний росистый воздух. Почувствовал, как от голода и недосыпа закружилась голова.

Силы, вероятно, оставляли и неприятеля. Коля это понял по тому, как тяжело троица двигалась, часто спотыкаясь о кочки. Дотянув до опушки, густо поросшей по краю рябинником, полицаи повалились на землю.

Опершись спиной о куст старого чубушника, Кондрат покосился на присевшего неподалеку товарища:

– Слышь, Семен, подкрепиться бы надо!

Кивнув в знак согласия, тот сорвал со спины ранец, покопавшись в нем, достал три консервных банки и потянулся за висевшим на поясе

ножом. Но воспользоваться им не успел. Раскатистый выстрел из обреза разорвал утреннюю тишину. Обмякнув всем телом, Семен повалился на бок.

Громко вскрикнув, второй полицай вскочил на ноги и бросился к ближайшему ельнику. Проявив завидную прыть, следом кинулся и Кондрат.

Выстрелить второй раз Сверчку не удалось: подвел затвор старого оружия, заклинив патрон. Не раздумывая, юноша поспешил к убитому. Забрав винтовку и две запасные обоймы к ней, не забыл и личные документы полицая. «Советские граждане, – не раз говаривал замполит отряда Афанасий Петрович Строжевский, – должны знать имена предателей, даже если те мертвы».

Вспомнив их последнюю встречу, Сверчок приуныл. Он все пытался понять, что побудило политрука заподозрить его в измене…

Коле было шестнадцать, когда он попал в партизанский отряд Федора Ивановича Чепракова. Возмущенный действиями фашистов и их приспешников, подросток и раньше пытался бороться с ними, собрав вокруг себя нескольких школьных товарищей.

Первое, на что решились подростки, – угнали у полицаев телегу. В ту же ночь подпилили опоры обветшалого моста, по которому утром гитлеровские прислужники должны были провезти обоз с пшеницей. Уже на следующий день их действия вызвали ответные меры: в село из райцентра нагрянули гестаповцы.

Собрав на центральной площади жителей, фашисты вывели из толпы троих стариков и заперли в амбаре, сообщив, что выпустят лишь после того, как селяне восполнят все потери. Стараясь вызвать к себе расположение местного населения, даже пообещали никого не наказывать. В тот раз, действительно, все обошлось. Телега нашлась. Крестьяне достали из реки мешки с зерном и просушили его.

Неудача не остановила юных борцов. Однажды Коле с товарищами повезло. Им удалось выкрасть у пьяного полицая винтовку. Неописуемая радость охватила подростков. С настоящим-то боевым оружием куда как сподручнее воевать! Да и статус в собственных глазах заметно повышался. Это же не стекла из рогатки бить в доме старосты. А другого ничего у них не было. Еще в самом начале войны гитлеровцы изъяли у населения все имеющееся у него охотничье оружие. Если и сохранилась у кого из стариков берданка с древних времен, так кто же признается.

Но недолго радовались молодые мстители. На этот раз из города в помощь местным полицаям нагрянули жандармы. Арестовав пятерых человек, фашисты пригрозили всех расстрелять, если к утру оружие не будет возвращено. Пришлось Коле, рискуя жизнью, подбросить ночью винтовку во двор бывшего сельсовета, в котором разместилось новое руководство. От смерти арестованных это спасло, но от публичной порки шомполами – нет. В тот день ребята пожалели, что своими неумелыми действиями довели почтенных людей до позора.

Тем же вечером в доме Цвирко появился бывший директор местной школы, Павел Игнатьевич Тихонович. О чем-то недолго пошептавшись с хозяйкой, старый учитель истории ушел. Сгораемый любопытством, Коля подступил к матери:

– Чего приходил? Может, от отца вести какие принес?

О судьбе Колиного родителя, ушедшего на фронт в самом начале войны, семья ничего не знала.

– Передай своим, чтобы прекратили всякую самодеятельность, иначе снова невинные люди пострадают! – проворчала Акулина Борисовна, бросив на сына недовольный взгляд. – Война – не детские игрушки! Вас позовут, если будете нужны, – многообещающе заверила она.