Шрифт:
Было зимнее воскресное утро. Молодой купчикъ Семенъ Миронычъ Калинкинъ сбирался къ обдн и повязывалъ себ въ зал, передъ зеркаломъ, галстукъ. Въ спальной шуршала юбками его молоденькая жена.
— Шубку мн къ обдн-то надть или чернобурый салопъ? спрашивала она мужа.
— Зачмъ шубку? Въ шубк прошлое воскресенье были. Салопъ наднь, а то наши рыночники могутъ подумать, что мы его заложили.
— Стало быть, и браслетку брилліантовую надть?
— Вали и браслетку! Мужу кредиту больше. Оно, конечно, сегодня холодно, но все-таки, раза два-три руку-то выставить будетъ можно.
— А брилліантовыя серьги?..
Но въ это время раздался звонокъ. Разряженная Калинкина выбжала изъ спальной въ залу и начала заглядывать въ прихожую. Въ залу вошелъ
— Николай Иванычъ! Какими судьбами?.. Сколько лтъ, сколько зимъ! Съ самой нашей свадьбы не бывали, а ужъ этому полгода будетъ! воскликнула Калинкина.
— Да, невозможно было-съ! отвчалъ онъ. — Сначала по покойник тятеньк шесть недль справляли; потомъ, дорвавшись до гулянки, по клубамъ началъ чертить, а теперь свою собственную жизнь по современному устраиваю. Вдь у насъ при тятеньк была жизнь? Цлый день на фабрик, либо въ контор, а въ десять часовъ ужинъ и на боковую. А теперь не то, теперь у меня все по современному.
— Слышалъ, слышалъ, что ты чудишь. Зачмъ это въ такомъ костюм-то? спросилъ Калинкинъ.
— Это я славянофиламъ подражаю. У меня теперь все по современному! Вотъ теперь Рождественскій постъ, а для меня дома скоромное стряпаютъ… Будетъ, достаточно тятенька надъ нашимъ братомъ потиранствовали! У меня теперь на квартир при фабрик и библіотека своя, и физика, и химія. Вчера на чердак обсерваторію устроилъ и телескопъ поставилъ. Литератора при себ держу. Это по теперешнему мой первый другъ. Мы съ нимъ и букашекъ разсматриваемъ и луну… Птицъ моримъ и потомъ оживляемъ и все эдакое… Заливаловъ фамилія. Помнишь, мальчишки на Невскомъ книжку «Волчій зубъ» продавали, — такъ вотъ это его сочиненіе. Умнйшій человкъ! Теперича по утру онъ какъ встанетъ, чаю — ни-ни, а вотъ эдакой стаканъ водки… Мы думаемъ съ нимъ даже газету издавать…
— Отлично. Ну, садись!
— Ни Боже мой! Я на минутку. Я пріхалъ, чтобъ пригласить тебя въ Николинъ день ко мн на имянины. Будетъ литературный, физическій и химическій вечеръ. Четыре бутылки одного киршвассеру для жженки купилъ. Прідешь?
Калинкинъ взглянулъ на жену. Гость продолжалъ:
— Васъ, Анна Андренна, я не приглашаю, потому у меня холостой пиръ. Конечно, ежели бы вы были дама современная, то вамъ это наплевать… По современному, даже и двицы къ холостымъ здятъ. Впрочемъ, милости просимъ, можете съ моей маменькой посидть, только не совтывалъ бы, потому тоска…. Маменька у насъ теперь въ такомъ сюжет, что у нихъ посл пятаго слова сейчасъ покойникъ тятенька пойдетъ, и ужь какъ затянутъ этотъ карамболь, такъ шабашъ! — до втораго пришествія… Такъ прідешь, Семенъ Миронычъ?
Калинкинъ замялся.
— Да не знаю, право… Слова не даю. Ты самъ знаешь, я теперь человкъ женатый.
— Неловко ему одному… докончила жена. — Всего полгода женаты и вдругъ безъ жены… Онъ и не пьетъ ныньче… Къ тому-же къ вамъ на фабрику и далеко, оттуда ночью и извозчиковъ не найдешь. Еще ограбятъ, пожалуй!
— Насчетъ этого не сомнвайтесь, прервалъ гость. — Я пришлю за нимъ свою лошадь и на ней же обратно доставлю. Мой кучеръ Михайло — самая врная Личарда. Онъ у меня теперь все: кучеръ, лакей, при химіи и физик состоитъ и во всхъ передлахъ со мной бывалъ. Согласны?
— Да неловко, Николай Иванычъ! Ну, сами посудите, что я безъ него цлый вечеръ длать буду?
— А вы тмъ временемъ поспите. Чудесно! Анна Андревна, на колняхъ васъ умоляю!
Гость всталъ на одно колно.
— Ахъ, срамъ какой! Что вы! Встаньте! взвизгнула Калинкина и бросилась поднимать его.
— До тхъ поръ не встану, пока не дадите согласіе!
— Согласна, согласна, только какъ онъ… Онъ и самъ не хочетъ.
Гость вскочилъ съ колнъ. Калинкинъ взглянулъ на жену.
— Разв ужь для того только, чтобъ литератора посмотрть, сказалъ онъ ей. — Помнишь, Аня, мы читали его книжку «Волчій зубъ»?
— Это что таракановъ-то въ земл нашли? спросила она.
— Нтъ «Волчій зубъ», красненькая книжка? Еще Петръ Семенычъ въ пьяномъ вид читалъ?
— Ахъ, помню, помню! Насчетъ того, какъ цыгане двочку украли?
— Совсмъ не въ ту центру! отозвался гость. — Ну, да наплевать! Прощенья просимъ! Пора! Прощай, Сеня! Въ семь часовъ я пришлю за тобой лошадь. Радъ, что ты, по-крайности, посмотришь, какъ люди по-современному живутъ.
— Главное, къ вину его не приневоливайте и къ двнадцати часамъ домой доставьте… упрашивала Калинкина.
— Какъ рдкій брилліантъ доставимъ! Прощай! Прощайте!
Гость раскланялся и изчезъ.
Про купеческаго сына Николая Иваныча Переносова, вс его родные и знакомые въ одно слово говорили, что онъ пустой человкъ. И въ самомъ дл, оставшись посл смерти отца, человка суроваго и строгаго, недозволявшаго сыну ни малйшихъ развлеченій. Переносовъ совсмъ пересталъ заниматься дломъ. Фабрикой управлялъ приказчикъ, а онъ только и дла длалъ, что разъзжалъ до трактирамъ, по театрамъ и клубамъ. Въ одномъ изъ трактировъ онъ познакомился съ нкіимъ Заливаловымъ, въ сущности праздношатающимся человкомъ, но который, однако рекомендовался ему какъ литераторъ и адвокатъ. Въ трактир Заливаловъ былъ «завсегдатаемъ», держалъ себя очень развязно, присосдивался къ угощенію загулявшихъ купцовъ, показывалъ имъ разные фокусы съ серебрянными монетами и, напившись пьянъ, кричалъ «всхъ пропечатаю», вслдствіе чего приводилъ купцовъ въ немалый трепетъ, и они тотчасъ-же старались или дать ему взаймы рубля два-три или проиграть ихъ ему въ орлянку. Между трактирной прислугой про него ходила молва, что «онъ у мировыхъ такой свдущій человкъ, что даже и виноватаго можетъ сдлать правымъ». Знакомство Переносова съ Заливаловымъ началось съ того, что тотъ его обыгралъ на бильярд на пять рублей и подарилъ ему свою книжку «Волчій зубъ». Переносовъ тотчасъ же потребовалъ бутылку «шипучки въ бломъ клобук» и сообщилъ, что давно уже ищетъ случая познакомиться съ умными людьми, а въ особенности съ литераторами. При слдующей встрч, Заливаловъ говорилъ уже Переносову «ты», прямо требовалъ отъ него угощенія и повезъ его наблюдать воровскіе нравы въ трактиръ «Малинникъ», посл чего они попали въ Екатерингофъ, а на утро Переносовъ и самъ не знаетъ, какъ литераторъ Заливаловъ очутился у него спящимъ въ его кабинет. Съ этого дня. онъ не покидалъ уже боле Переносова и поселился у него. Каждый день придумывалъ онъ какую-нибудь новую закуску или настой для водки, при чемъ, при выпитіи первой рюмки, стрлялъ изъ пистолета холостымъ зарядомъ, научилъ Переносова варить жженку, жарить бивштексъ на прованскомъ масл и разгрызать рюмку безъ видимаго ущерба для рта. Переносовъ былъ отъ него въ восторг.
— Я тебя и въ литераторы выведу, только теб надо жить иначе, говорилъ ему Заливаловъ. — И въ самомъ дл, человкъ ты богатый, а живешь свинья-свиньей. Разв такъ живутъ современные люди?
— А то какже? Сдлай милость, научи! Я завсегда готовъ, отвчалъ Переносовъ.
— Прежде всего разв можетъ быть кабинетъ безъ книгъ? Книгъ купить надо!
— Такъ только разв за этимъ дло? Сейчасъ-же подемъ и купимъ. Книжку почитать на ночь прелюбезное дло! Это я люблю.
Пріятели отправились за книгами и, кстати, купили и электрическую машину съ приборами. По прізд домой, Заливаловъ началъ Переносову показывать разные опыты съ электрической машиной и лейденской банкой и привелъ его въ восторгъ.
— Это вотъ физика называется, сказалъ онъ ему, — а тамъ химію заведемъ. Будемъ добывать газъ. Однимъ газомъ будемъ морить птицъ, а другимъ оживлять ихъ. — Другъ, заведи, ради Христа! демъ сейчасъ покупать эту самую химію!
Черезъ дв недли кабинетъ Переносова совсмъ преобразился. Тутъ были шкапы съ книгами въ сафьяныхъ переплетахъ, столы съ физическими инструментами, колбы… реторты, химическіе препараты въ банкахъ, тигли, «анатомическій человкъ» изъ папье-маше, жабы и зми въ спирт, чучелы летучихъ мышей, а въ углахъ помстились два человчьихъ скелета на подставкахъ.