По современному
Шрифт:
Гости переглянулись между собою. Никто не ршался встать на скамейку.
— Что за радость безъ покаянія погибнуть! произнесъ купецъ Русовъ.
— Я бы всталъ, да у меня волосы коротки, добавилъ капитанъ.
— Михайло, становись ты! крикнулъ кучеру Переносовъ.
— Въ моментъ-съ! только дозвольте, Николай Иванычъ, прежде мн выпить?
— Пей.
— Коли такъ, такъ и намъ слдуетъ по рюмочк, послышалось у гостей и они потянулись къ закуск. Калинкинъ уже безпрекословно отправился за гостями.
Опытъ
— Ты, шельминъ сынъ, врно опять волосы помадой намазалъ? крикнулъ на него Переносовъ.
— Помилуйте, Николай Иванычъ, да нешто я смю? отозвался Михайло.
Изъ всхъ химическихъ и физическихъ опытовъ всего больше понравилось гостямъ обмираніе и оживленіе птицъ. Вс заапплодировали. У Переносова отъ самодовольства и восторга даже показались слезы. Заливаловъ раскланивался. Къ нему подошелъ совсмъ уже пьяный мелочной лавочникъ.
— Дозвольте мн, ваше благородіе, этого самаго спирту, сказалъ онъ… У меня жена — баба ретивая. Для нее прошу. Какъ зашумитъ она, я ее сейчасъ и обморю на время.
Посл опытовъ началось разсматриваніе «анатомическаго человка». Переносовъ разбиралъ его по частямъ и говорилъ:
— Вотъ это сердце, вотъ это селезенка, а вотъ, ежели: эта самая жила лопнетъ, то человку капутъ.
— А дозвольте васъ спросить, гд въ человк пьяная жаба сидитъ, что винища проситъ? спрашивалъ кто-то.
— Господа, теперь пожалуйте на верхъ, на обсерваторію! Тамъ у меня телескопъ и мы будемъ звзды разсматривать, предложилъ Переносовъ. Михаило, бери дв бутылки хересу и тащи за нами!
На «обсерваторіи» никто ничего не видалъ; но хересъ пили вс и такъ громко кричали «ура!», что съ стоящей рядомъ голубятни съ шумомъ вылетли вс голуби. Вдругъ на верхъ вбжалъ лакей и доложилъ, что пріхали дана.
— Ахъ, это французинки! воскликнулъ Переносовъ. — Алимпій Семенычъ, Бога ради!… и опрометью бросился внизъ.
Гости послдовали за нимъ.
Въ зал стояли «французинки». Съ ними пріхалъ какой-то долгогривый мужчина въ бархатномъ пиджак. Заливаловъ отрекомендовалъ хозяина гостямъ. «Французинки» оказались говорящими по-русски, какъ русскія и даже съ вологодскимъ акцентомъ.
— Еще-бы имъ по-русски не говорить, коли съ малыхъ лтъ въ Петербург! оправдывался передъ Переносовымъ Заливаловъ.
Сначала гости какъ-то церемонились и даже забыли подходить къ закуск. Только одинъ капитанъ глоталъ рюмку за рюмкой. Но потомъ, когда одна изъ «французинокъ» спла куплеты «Я стираю, тру да тру», общество начало апллодировать и оживилось. Купецъ Русовъ подошелъ къ «французинкамъ».
— А что, барышни, вдь мы гд-то встрчались? сказалъ онъ. — Обликъ-то вашъ что-то очень знакомъ.
— Врно, у Макарья на ярмарк, мы тамъ у Барбатенки въ трактир пли, отвчали он.
Калинкинъ былъ уже изрядно выпивши. Онъ подошелъ къ Переносову и обнялъ его.
— Чудесно, чудесно! бормоталъ онъ. Только прощай. Пить я больше не могу. Ты самъ знаешь, теперь я человкъ женатый и все эдакое… Ахъ, Коля, ежели-бы ты зналъ, что у меня за жена! Ангелъ! Прощай!
— Погоди, сейчасъ жженку варить начнемъ… Да и лошадь не заложена.
— Ни за что на свт! Ни за что на свт! замахалъ руками Калинкинъ, но вдругъ очутился у закуски.
Часу въ двнадцатомъ начали варить жженку. Дломъ: этимъ завдывали капитанъ и Заливаловъ. Гости пли разныя псни, кто во что гораздъ.
Посл жженки вс гости окончательно опьянли. Вс говорили, вс кричали и никто никого не слушалъ. Въ одномъ углу пли: «возопихъ всмъ сердцемъ моимъ», въ другомъ — затягивали «двки въ лсъ». Калинкинъ, совсмъ уже пьяный, полулежалъ на диван, икалъ и говорилъ:.
— Ни одной рюмки! Шабашъ!… Я тоже человкъ женатый… Аминь. Барышни, спляшите казачка!
Къ нему подошелъ Переносовъ.
— Ну, Семенъ Миронычъ, коли хочешь хать домой, то лошадь готова, сказалъ онъ ему.
— Хочу, потому у меня молодая жена… Только прежде вотъ что: давай этого варева выпьемъ…
— Вали! и Переносовъ подалъ ему рюмку жженки.
— Что рюмку! Давай стаканъ. Я не рюмкинъ сынъ.
Посл жженки Калинкинъ окончательно опьянлъ. Его повели подъ руки. На порог въ прихожую онъ упалъ.
— Не совтывалъ бы теб его домой отсылать, говорилъ Заливаловъ. — Пусть здсь ночуетъ, а то чего добраго еще въ часть попадетъ. Кучеръ Михайло и самъ пьянъ-пьянешенекъ.
— Пойми ты, что у него дома жена молодая и я далъ ей слово въ цлости его доставить! отвчалъ Переносовъ.
Калинкина увезли, но пиръ продолжался. Нкоторые изъ гостей отправились въ кабинетъ и уснули тамъ на диванахъ. Капитанъ пилъ пуншъ и хриплъ октавой, показывая гостямъ голосъ. Купецъ Русовъ, покачиваясь, ходилъ по зал и кричалъ «караулъ!». Мелочной лавочникъ сбирался плясать въ присядку, вставалъ со стула и падалъ. Оффиціанты накрывали ужинъ. «Французинки» взяли хозяина подъ руки, отвели въ уголъ и спросили «бутылочку холодненькаго».
— Ахъ, я дуракъ! Сейчасъ! Виноватъ, мамзели! Совсмъ забылъ предложить! воскликнулъ онъ и ринулся въ другую комнату, но въ дверяхъ его остановилъ кучеръ Михайло. Онъ покачивался.
— Купца Калинкина, Николай Иванычъ, обратно привезъ. — Невозможно везти… Шесть разъ съ саней падалъ. Того и гляди, что потеряешь. Теперь пластъ пластомъ въ прихожей лежатъ.
Переносовъ всплеснулъ руками.
— Ну, что мн теперь длать? А я общался жен домой его доставить. Длать нечего! тащите его въ угловую холодную комнату и положите тамъ на диванъ. Пусть до утра, проспится. Да вотъ что: туда оффиціанты ходятъ, такъ запри эту комнату и принеси мн ключъ.