По старой дороге далеко не уйдёшь
Шрифт:
— Экспериментальная работа, — твердо ответил слесарь. — А кроме того, получил недалеко от вас новую квартиру, ездить на прежнюю работу уходит много времени, а я его ценю.
— Понятно, — кивнул Кочкарев. — Работа у нас не только экспериментальная, иногда придется делать и простую.
— Это меня не пугает, — сказал слесарь. — Я рабочий.
— Вот и прекрасно! — улыбнулся Кочкарев. — Пишите заявление, товарищ Буданов.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Буданов сошел с автобуса. Моросил дождь, на уличном газоне блестела намокшая трава. Иван,
До начала работы оставался еще целый час, и Буданов мог походить по зданию. Мягко ступая по ковровой дорожке, миновал коридор и неожиданно вошел в огромный светлый зал. Вместо обычного потолка над ним нависала стеклянная крыша, через нее виднелось хмурое небо. В зале было много цветов и зелени, в конце его серебрился бассейн, в нем густо росли водяные растения, цвели лилии, плавали рыбы.
Все это производило впечатление. Иван хотел уже возвращаться, но, заметив у задней стены зала лестницу, ведущую наверх, поднялся на антресоли. Увидел множество стеклянных дверей. Он тронул ближайшую из них, дверь приоткрылась. Вошел в комнату. На него пахнуло таким горячим и сухим воздухом, словно он попал в раскаленную зноем пустыню. Искусственно созданный суховей, вырываясь из расширенного зева огромной трубы, обдавал своим могучим дыханием растения. Круглая крышка стола, на которой они стояли, медленно поворачивалась, и каждое растение по очереди попадало под жаркую струю. В какую бы комнату Иван ни заходил, в каждой из них он оказывался в другой температуре. Здесь были созданы условия, отвечающие летним, осенним и зимним периодам года, имитировался климат северных, средних и южных широт. Везде стояли подопытные растения. Ярлычки, висящие на них, говорили о сроках посева и высадки.
Это был современный биологический институт со всеми его сложностями, проблемами и идеями. В его стенах работали и седовласые мужи науки, имена которых были известны далеко за рубежом, и ученые, находящиеся в расцвете сил, дарящие стране новые открытия, и совсем молодые люди, только что переступившие порог храма науки.
В нем кипела работа, шла борьба. Сталкивались научные идеи, возникали проблемы, рождались дискуссии. Поднимались новые светила науки, а некоторые вдруг падали с увековеченного, как им казалось, пьедестала. Мерилом всего была истина, открытие которой служило на благо людям. К ней стремились, ее искали.
Волны свежих, оригинальных идей смывали все дряхлое, обветшавшее, поднимали на гребень новое и несли его из институтских стен на обширные поля.
В институт приезжали ученые из разных республик, из зарубежных стран. Обсуждали опыты, ставили и решали задачи. Институт вбирал в себя все значительное, обогащал его, развивал. И роль института в народном хозяйстве была велика.
Походив по комнатам, Иван по другой лестнице, которая вела вниз, спустился в подвальное помещение. Над входом висела надпись: «Машинный зал». Если на первом и втором этажах все окутывала пугавшая Ивана тишина, то тут он услышал милый сердцу, давно знакомый и привычный шум. Среди установок и сооружений, заполнивших зал, работало несколько компрессоров. Кругом ни единого человека. Ближний к Ивану компрессор вдруг остановился, но через некоторое время заработал снова, то же самое произошло и с другим. «Автоматика», — понял Буданов.
Установки и агрегаты стояли друг к другу так близко, что между ними трудно было пройти, от них тянулось столько труб и воздуховодов, что все пространство под потолком оказалось занято ими. Иван догадался, что эти машины создавали тепло и холод и по трубам передавали их наверх, в те комнаты, в которых он только что был.
Насмотревшись вдоволь на необычную для него технику, он снова поднялся на первый этаж. Близилось начало рабочего дня, и по коридору мелькали шляпы и шапочки, кепки и платочки. Часть людей, дойдя до табельной доски, перевешивала номерки и снова выходила на улицу, к ним и присоединился Буданов.
Мастерская, куда он направлялся, находилась в самом конце двора. Это одноэтажное здание с широкими воротами напоминало гараж. Через небольшую дверь Иван вошел вовнутрь и окинул мастерскую взглядом. Увидел три токарных станка, фрезерный и строгальный и другое оборудование. На табуретке, у одежного шкафа, сидел какой-то мужчина. Сняв ботинки и встав босыми ногами на газету, он натягивал на себя комбинезон. У мужчины было морщинистое лицо, из глубины глаз остро светились зрачки. Застегивая на ходу пуговицы, он подошел к Буданову.
— На работу, значит… — Бегающие глазки посмеивались. — Токарь? — спросил он, не переставая ухмыляться.
Иван на заводе работал слесарем, но здесь его зачислили механиком, поэтому он и представился по своей новой должности:
— Механик.
— Ага, значит, и по слесарному и токарному могёте и фрезеровочку и строжку знаете, — продолжал тот. — И какой же вам окладик положили? — он сощурил глаза-пуговки: — Косую дали?
Иван отрицательно качнул головой. Ему почему-то не понравился этот человек, он хотел от него избавиться, но тот не отставал, продолжая задавать вопросы. Иван рассказал, где раньше работал, сколько получал, какие работы выполнял.
— С такой квалификацией на такой оклад — с ума сошли! — воскликнул новый знакомый.
Скрипнула дверь, вошел парень в красной футболке с засученными чуть ли не до самых плеч рукавами. Он приблизился к Ивану и, подав руку, без обиняков представился:
— Андрей Ремизов. — Потом с усмешкой кивнул на человека с морщинистым лицом: — А это Семен Петухов.
Ремизов повел новичка по мастерской. Они миновали еще одну комнату и вошли в помещение с четырьмя окнами. Здесь стояли сверлильные станки и слесарные верстаки с маленькими настольными тисочками. На одном из верстаков лежал яркий молодежный журнал.
Вскоре в мастерской появился и ее заведующий Никанор Никанорович Кочкарев, с которым Иван познакомился накануне. Из-под крутого лба недобро смотрели свинцовые глаза. Увидев Ремизова, листающего журнал, Кочкарев кашлянул, но, убедившись, что на Андрея это не произвело никакого впечатления, подошел к нему:
— Не время читать. Дай сюда журнал!
— Посмотрю, потом отдам, — не отрываясь от иллюстраций, невозмутимо ответил Ремизов.
Никанор Никанорович сдвинул брови. На лбу образовались две вертикальные складки, лицо и шея побагровели.