По старой дороге далеко не уйдёшь

Сорокин Василий Николаевич

В дверь постучали. Быстрым, легким шагом вошла Руднева и, увидев Власову, остановилась посередине кабинета:

— Вы меня вызывали, Владимир Алексеевич?

— Что же вы не закончили работу? — спросил он, указывая ей на стул. — Ссылаетесь в отчете на какие-то причины…

— На уважительные, Владимир Алексеевич, — поправила Руднева, смело глядя в большие голубые глаза Попова.

— Какие же?

— Не было хорошей камеры.

— Значит, у вас такая же история, что и у Власовой?

— Совершенно верно, Владимир

Алексеевич.

— Ну, а как же теперь?

— Теперь все в порядке, — с облегчением произнесла Раиса.

— Стало быть, вас нашел Буданов и изготовил камеру? — сказал он наугад.

Раиса опешила: «Откуда он знает?»

— Нет, не он меня, а я его нашла. — И она рассказала ему историю со своей камерой.

— Значит, и Власову, и вас выручил Буданов?

— Совершенно верно, Владимир Алексеевич.

— У него какое-то пристрастие выручать женщин, — пошутил заместитель директора.

— Почему женщин? Если у него есть пристрастие, так это прежде всего к своей работе, — серьезно сказала Руднева.

В кабинет вошел Уверов, необычно оживленный, решительный.

— С приездом вас, Владимир Алексеевич! — приветствовал он Попова еще от дверей. — Извините, что опоздал: ставил опыт, нельзя было оторваться. Ну как заграница?

— Садитесь, — предложил ему Попов. — О загранице потом, Александр Максимович. Вот мы выясняем, по каким обстоятельствам не были поставлены опыты. Кстати, за границей такое совершенно исключено. У вас также есть должок. Вы тоже ссылаетесь на объективные причины.

— Причины были, теперь их нет, — бодро отчеканил Уверов.

Заместитель директора с минуту недоуменно смотрел на него.

— Так, так… Стало быть, вас тоже спас Буданов?

Уверов с изумлением взглянул на Власову, потом на Рудневу, потом опять на Попова:

— Представьте себе, он!

— Я же говорила! — оживилась Руднева. — А вы иронизируете…

— Прямо как в сказке! — Попов развел руками. — Ученые не могут поставить опыт, приходит какой-то волшебник и выручает их.

— Волшебник не волшебник, — серьезно ответил Уверов, — а мастер высшего класса наверняка.

— Где же он был раньше?

— Не все от него зависело, — начал объяснять Уверов. — Во-первых, он недавно работает, во-вторых, у него была борьба с Кочкаревым. Вы слышали о ней?

— Какая борьба? Ничего не знаю, — удивившись, заинтересовался Попов.

— Да тут, пока вы ездили за границу, была целая история…

— Какая история? Мне никто об этом не говорил.

— Теперь это дело прошлое. По сигналу, по письму рабочих, приняты меры. Кочкарев отстранен от работы, так что, наверное, не стоит снова возвращаться к этому.

— То есть как это не стоит? — возмутился Попов. — Ученые ссылаются на какие-то причины, не ставят опыты, рабочие пишут письмо, а заместитель директора ничего не знает. Что за игра в прятки?.. Я спрашиваю: у кого письмо рабочих?

— Один экземпляр у Прутикова, второй у Голубева.

Владимир Алексеевич судорожно провел по столу рукой, нащупал сигнальную кнопку. На резкий звонок в кабинет вошла секретарь.

Попов приподнялся с кресла:

— Прошу вас, попросите профессора Прутикова и главного инженера Голубева. Если их нет на месте, разыщите и скажите, чтоб обязательно захватили с собой письмо рабочих из мастерской.

Первым в кабинет настороженно вошел Прутиков. Попов протянул руку и, ничего не говоря, взял у него письмо. Надев очки, начал читать, возвращаясь к тем фразам письма, которые были подчеркнуты красным карандашом. Вошедший в кабинет Голубев не посмел прерывать чтения и присел сзади всех на первый попавшийся стул.

Дочитав последнюю страницу, Попов поднял глаза.

— Позор! — сказал он гневно. — Как можно было допустить такое? — Он остановил взгляд на Прутикове.

Тот растерялся. По тону, по голосу, каким заместитель директора задал вопрос, он догадывался, какая гроза бушевала у него внутри, к тому же он не совсем уловил, к кому относится сказанное Поповым слово «позор»: к рабочим, написавшим письмо, или?.. Поэтому неопределенно произнес:

— Совершенно верно, позор…

— Как же вы это допустили?

Глаза Прутикова забегали, он лихорадочно соображал, какую ему занять позицию, чтобы не попасть впросак, да еще в присутствии стольких сотрудников.

— Знаете, Владимир, Алексеевич, — помедлив, заговорил он, — я, как и вы, по своей работе отдален от мастерской. Как все это произошло, лучше спросить главного инженера, а по общественной линии больше меня может сказать парторг партийной группы рабочих Иваков.

Попов нахмурил брови:

— А вы, секретарь партбюро, остаетесь в этой истории в стороне? — Он взял письмо. — Вот тут стоит первая подпись: член партии Буданов. Что это за человек, вы знаете его?

— Да, я с ним знаком, — тихо проговорил Прутиков.

— Если вы отдалены от мастерской, то при каких обстоятельствах познакомились с ним?

Попов задавал вопросы, как следователь обвиняемому, поэтому Прутиков старался не отходить от фактов.

— На Буданова была написана докладная Кочкаревым, что тот отказался от работы.

Попов вопросительно посмотрел на Власову, Рудневу и Уверова.

Стараясь казаться спокойным, Прутиков по привычке маленькой ручкой почесал за ухом и добавил:

— На Буданова и второй раз была написана докладная.

— Что, он снова отказался от работы? — повысил голос Попов.

Он докапывался до истины, и надо было говорить только правду.

— Нет… — промямлил Прутиков. — Кочкарев жаловался, что он работает медленно, производит брак.

— Так… — усмехнулся Попов, снова взглянув на сотрудников. — Буданов производит брак?! Ну и как же вы поступили с ним?