По старой дороге далеко не уйдёшь

Сорокин Василий Николаевич

— Интересное наблюдение! — засмеялся Попов. — Но это вы сказали во-первых, а во-вторых, что?

— Во-вторых, то же, что я сказал о нем во-первых, это вполне характеризует его. У него нет определенности. Он напоминает человека, который приехал на какой-то новый остров и раздумывает: оставаться на нем или нет?

— Вы угадали! — воскликнул Попов. — Голубев был взят временно. Теперь он уходит.

— Кто же будет на его месте?

— Иваков. Вы, конечно, знаете его.

— Знаю. Это мощный паровоз, но везет пока мало.

— Значит, нагрузить надо. Ну, а новый, теперешний ваш заведующий, как он?

— Я еще мало его знаю. Хорошо уже то, что он не сдерживает

нашей инициативы.

— Так, так, — в раздумье побарабанил пальцами по столу Попов. — Расскажите-ка о себе. Где вы работали раньше?

— На заводе. Вначале слесарем, потом мастером, потом опять слесарем.

— Что же так: мастером, потом опять слесарем? И к нам поступили слесарем. Почему не претендуете на должность, ну скажем, заведующего мастерской? Разве не справились бы?

— Справиться, вероятно, справился бы, но я очень люблю работать на тисках, — доверительно сказал Иван.

— Я тоже люблю работать в лаборатории, а меня вот назначили заместителем директора.

— Вы — другое дело. А я рабочий. На места заведующих у нас много инженеров. Сейчас не тридцатые годы и не сороковые. Работая на тисках, я больше принесу пользы.

Попов все больше и больше проникался симпатией к этому рабочему.

— Конечно, это ваше личное дело, — заметил он, — но вы все-таки скажите, что, по вашему мнению, нужно сделать, чтобы мастерская работала лучше?

— Нужен руководитель, умеющий управлять людьми и делом, а это прежде всего тот, кто сможет поднять социалистическое соревнование, на которое, к сожалению, многие в институте смотрят еще, как на неизбежную формальность. А между тем пока его нет — нет ни стимула к работе, ни творческого запала. Будет социалистическое соревнование — будет у нас и производительность, будет и самое дорогое — ощущение товарищеского локтя. Разве не так?

— Вы говорите, как поэт, — удивленно сказал Попов.

— И не просто социалистическое соревнование по количеству, — продолжал Иван, — но и по качеству этого количества. От этого будет зависеть и успех ученых всего института.

— Понятно, — улыбнулся Попов. — Ну что ж, рад был познакомиться с вами. — Попов поднялся, крепко пожал Ивану руку.

Когда за Будановым закрылась дверь, подошел к окну, посмотрел на светлые корпуса института. «Есть, где, развернуться, — опять с удовлетворением подумал он. — И есть кому».

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

В мастерскую щедрым потоком лилось мартовское солнце, отражаясь на металле и играя радужными зайчиками на потолке и стенах. Но Ремизову было не до них. Он работал на двух фрезерных станках и теперь всю смену бегал от одного рабочего места к другому. На одном станке резал заготовки, на другом — подгонял их по размеру. Станки крутились, и сам он крутился между ними, едва успевая переключать самоходы с одного прохода фрезы на другой. Он заранее рассчитал и знал точно, за сколько минут фреза проходила от одного конца детали до другого, сколько времени занимало снятие обработанной детали и установка другой.

Ему еще не доводилось работать сразу на двух станках, но обстоятельства вынудили к этому. Он взял дополнительное обязательство, выдвинул встречный план, от которого зависела работа слесарей-сборщиков. Ворот рубахи его был расстегнут, рукава засучены. Работали руки, работали глаза, но этого было мало — у него крутились два станка, и когда глаза и руки были заняты одним станком, за другим наблюдал его слух. Андрей слышал, как работала вторая фреза, и по ее звуку определял, что там делалось.

Галя Иванова издали любовалась им. Она знала, какую трудную задачу взял на себя Андрей: чертежи деталей, над которыми долго сидел новый заведующий, чертила она. Чтобы не получилось так, как это бывало во времена Кочкарева, Мишаков для каждой детали прибора поставил строгие допуски, и Галя боялась, как бы в горячке Андрей не запорол какую-нибудь из них. На всякий случай дождалась, пока он закончил фрезеровку очередной детали, проверил ее штангеном, и, убедившись, что все в норме, ушла.

Ремизов работал с азартом. Ему давно хотелось показать свои способности, свой талант фрезеровщика, но при Кочкареве это никак не удавалось. Теперь такие возможности открылись, и он вызвал на соревнование Петухова. Тот тоже взял обязательство. Он был хорошим слесарем и отличным токарем. И если раньше выбирал работу, где можно было схалтурить, то теперь этого не было и в помине. Тимофей Павлович поставил его за токарный станок, поручил сложную работу. Вначале он работал на одном станке, но, увидев, как ловко Ремизов орудует на двух, подумал, что и он может работать не хуже. И вот теперь они соревновались. Задача была одна: кто быстрее сделает детали и подаст их на сборку. Это зависело не только от ловкости, но и от инструмента. Ремизов заранее подготовил фрезы. Петухов затачивал резцы не один и не два, а целый десяток. Каждый ставил наибольшую скорость оборотов и величину подачи. У того и другого станки работали на пределе. Летели стружки, визжали резцы, скрежетали фрезы. Такого мастерская еще не видела! Никто не хотел уступать и секунды. Казалось, если бы кто-нибудь сейчас крикнул. «Пожар!» — они продолжали бы работать. Пусть в дыму, в огне, но никто первым не отошел бы от станка. Такова была сила соревнования, таков был его дух, азарт творчества.

На слесарном участке тоже кипела работа. Здесь была организована бригада во главе с Будановым. Те приборы, изготовление которых началось еще при Кочкареве, были заново переконструированы новым заведующим. Решено было выпустить их сразу три и на уровне лучших мировых стандартов. Один прибор взял на себя Буданов, над другим трудился Сухопаров, третий поручили Куницыну Он еще не обладал высокой квалификацией, но Мишаков и Буданов как наставник наблюдали за ним. Сухопаров тоже был к нему очень внимателен. И работа у Куницына шла неплохо. Он старался изо всех сил и каждой хорошо подогнанной детали радовался, как ребенок. А когда сочленил механизм и тот заработал плавно, воскликнул: «Ай да Куницын! Погодите, он вам еще покажет!»

Радость была не только у него, она была у всех. У Ремизова и Петухова, подавших детали на сборку досрочно… У Буданова и Сухопарова, завернувших последние винты на приборах.

И когда все было закончено, в мастерскую пришли представители науки во главе с первым заместителем директора Поповым. Тут был и Уверов, и новый главный инженер Иваков, и Прутиков.

Приборы проверял сам Мишаков. Он проявил такую дотошность, что, как ни старались ребята сделав все хорошо, все-таки нашел кое-какие недостатки. Их тут же исправили, и за качество приборов теперь ни у кого не болело сердце. Было приятно показать сделанное.

Этот радостный подъем рабочих невольно передался и ученым. Они горячо обсуждали изготовленные приборы. Потом поставили перед мастерской новую задачу. Рабочие приняли ее и неожиданно для ученых вызвали их на соревнование: завершить проведение опытов в лабораториях досрочно. Вначале ученые дружно рассмеялись. Не смеялся один Прутиков: он помнил о своих ошибках и больше не хотел их повторять.

— Что ж, дельно, — первым откликнулся он. — Об этом стоит подумать…