По светлому следу (сб.)
Шрифт:
– Ладно, пишлы, – угрюмо проговорил Пенчо Вереш, нахлобучивая на голову протянутую Киреевым кепку.
Донесение от Киреева полковник Никитин получил в ту же ночь, как только майор допросил парашютиста, приземлившегося в районе местечка Лужково. Сам Киреев прибыл в Москву спустя несколько дней. Доклад его Никитину был коротким:
– Взять парашютиста помог нам Пенчо Вереш… Он ведь всецело был в наших руках, и ему
Никитин удивленно поднял брови:
– Почему так решили?
– Пока лишь смутные догадки, – неопределенно ответил Киреев. – Бесспорно же только одно – не ему была поручена задача раздобыть фотопленку Иглицкого. Похоже, что он и не слышал ничего об этом Иглицком. Не сообщил ничего интересного и экипаж самолета, приземленного нашими летчиками.
– Надежда, значит, теперь только на Голубева? – задумчиво проговорил полковник, разрисовывая папиросную коробку замысловатыми фигурами. – Я тут в ваше отсутствие наводил о нем кое-какие справки. Все, что относится к биографии его до тысяча девятьсот сорок третьего года, подтвердилось. Вот только встречу его с родителями не удалось организовать – погибли старики в годы войны. Ну, а у вас какое о нем впечатление? Вы ведь беседовали уже с ним перед поездкой в Закарпатье.
– Трудно пока сказать что-нибудь определенное, – ответил Киреев. – Думаю, однако, что он сможет нам пригодиться. Сегодня собираюсь поговорить с ним еще раз.
…Голубев был явно встревожен, когда к нему зашел Киреев. Это не ускользнуло от внимания майора. Впрочем, причины для волнения у Голубева могли быть самые различные.
– Ну как? – нетерпеливо воскликнул он, увидев Киреева и невольно протягивая к нему руку. – Высадился он? Поймали вы его?
– Высадился, – ответил Киреев, – и мы его поймали. Все оказалось именно так, как вы нам сообщили.
– Правда? – Голубев весь засиял и порывисто схватил Киреева за руку. – Значит, теперь вы мне немножко верите?, Можно мне вас товарищем называть?
– Попробуйте, – улыбнулся Киреев.
– Спасибо… Большое вам спасибо, товарищ майор! – снова радостно воскликнул Голубев и еще раз потряс руку Кирееву. – Я не знаю, чего бы я только не сделал, чтобы оправдать ваше доверие!
– Вы его уже оправдываете понемногу, – серьезно произнес Киреев и протянул Голубеву коробку с папиросами.
– Спасибо, я не курю, – поблагодарил Голубев, но папиросу все же взял. Неумело прикурил ее у Киреева и тотчас же поперхнулся.
«Курить, видимо, он действительно не умеет», – отметил про себя Киреев.
– А что, если бы я предложил вам свою помощь?… – слегка побледнев, проговорил вдруг Голубев.
– То есть какую же помощь? – удивился Киреев.
– В вашем деле… в деле борьбы со шпионами. Я ведь знаю технику шифровки их секретных донесений, тайны радиопередач, фотографирования. Вам и самим, конечно, известно многое, это я понимаю, но ведь меня они специально учили этому…
Голубев вопросительно посмотрел Кирееву в глаза, но прочел в них лишь глубокое раздумье.
– Если вы только поверите мне, я на деле докажу вам свою преданность… – продолжал он после некоторого молчания, и в голосе его послышались теперь нотки безнадежности: видимо, он не очень рассчитывал на успех своего предложения.
– Когда вы были в Берлине, – задумчиво, будто что-то припоминая, проговорил Киреев, – то сообщили офицеру нашей военной администрации, что вам случайно удалось подслушать разговор каких-то агентов, находящихся на службе у генерала Гелена
[1].
– Ну как же! Конечно, я хорошо помню все, что говорил там старшему лейтенанту и подполковнику, которые меня допрашивали. А подслушать разговор геленовских агентов мне удалось совершенно случайно. Я сидел в приемной нашего шефа, и, когда к нему в кабинет входила секретарша, до меня донеслось: «Встретимся в кафе «Светлячок» на Ленинградском шоссе в полночь»… Потом я видел, как вышли от шефа эти агенты. Фамилии их мне неизвестны, но видеть этих людей приходилось и раньше.
– А почему же вы не сообщили мне об этом? – вопросительно поднял брови Киреев.
– А что же тут было сообщать? – удивился Голубев. – Я считал своим долгом доложить вам лишь о вещах определенных, бесспорных. Ну вот, например, о предполагаемой высадке парашютиста. Вы ведь и так не очень пока мне доверяете, и я не хотел, чтобы хоть в чем-нибудь из сказанного мною можно было усомниться. А в этом случайно подслушанном разговоре все неопределенно: фамилии агентов я не знаю, они ли должны встретиться в кафе «Светлячок» – тоже неизвестно. Полагаю, впрочем, что все-таки они. И потом, где этот ресторан, в каком городе? Можно предположить, что в Москве, судя по Ленинградскому шоссе. Когда состоится встреча, опять неизвестно. Может быть, она уже и состоялась. Как видите, сплошной туман. На всякий случай я сообщил об этом в Берлине, а повторить вам не решился. К тому же я думал, что вы и сами уже знаете обо всем из протокола моего допроса.
«Хитрит он или говорит правду? Все получается довольно правдоподобно», – подумал майор.
– А вы узнали бы этих геленовцев, если бы вам с ними пришлось встретиться? – помолчав немного, спросил Киреев.
– Конечно, узнал бы! – энергично кивнул головой Голубев.
– Будем иметь это в виду, – почти равнодушным тоном заметил Киреев.
Вечером, доложив полковнику Никитину результаты своей встречи с Голубевым, Киреев заключил:
– Пока не могу раскусить его окончательно, товарищ полковник. Думаю, однако, что повозить его в кафе «Светлячок» следует. Возможно, он и укажет нам этих геленовских молодчиков. И, кто знает, может быть, они-то и окажутся посланцами за пленкой Иглицкого.
– А этот «Светлячок» далеко? – спросил Никитин.
– Далеко, за метро «Сокол». Придется возить туда Голубева на машине.
– В пути хорошенько присматривайте за ним, – предупредил полковник.
– Это уже само собой, товарищ полковник. – А как идут поиски на даче Игл никого?
– По-прежнему безуспешно, хотя мы прощупали буквально каждую пылинку в доме и каждую былинку вокруг дома. Понять не могу, куда Иглицкий девал свой фотоаппарат! С собой, во всяком случае, не мог забрать. Это исключено.