По ту сторону Алой Реки. Потерявшие судьбу
Шрифт:
Отворив дверь, Санат легонько подтолкнул девушку в спину. Она зашла. Остановилась у порога, сложив руки перед собой. В голове по-прежнему лишь туман. Только сердце колотится все сильнее.
Санат зажег лампу, стало светло и уютно. Исвирь огляделась. Она впервые была тут, в отличие от более решительных соперниц. Взгляд скользнул по голым стенам, чистому дощатому полу, закрытой печи. Исвирь увидела аккуратно застеленную лежанку, посмотрела на полку. Там несколько бутылок и кувшин, в котором она заваривала чай. Санат взял одну из бутылок, вынул пробку.
– Выпей. – Санат сунул кружку ей в руки.
Исвирь покорно поднесла напиток к губам. Первый раз она пила вино. Содрогнулась от необычного вкуса, но потом распробовала и сделала еще глоток, побольше. Как ни странно, туман в голове начал рассеиваться, и девушка с ужасом посмотрела на Саната, который перебирал тряпки в одном из тюков. Вытащил чистую простынь, оторвал от нее полосу. Исвирь вскрикнула, услышав звук рвущейся ткани, и выронила кружку. Вино разлилось по полу, впитываясь в доски.
– Ничего, оставь, – сказал Санат, приближаясь к ней.
Исвирь смотрела на пустую кружку, лежащую на полу, и не могла остановить дрожь. Трясло, как в лихорадке. Пытаясь отступить, она зацепилась каблуком за половицу и начала падать. Санат подхватил ее, притянул к себе стремительным движением. Исвирь сжалась, прикрывая горло руками. Глаза широко распахнулись.
– Нет, пожалуйста, не надо больше! – залепетала она.
Санат усмехнулся. Поставив Исвирь на ноги, он бросил лоскут ей на плечо.
– Перевяжи сама, раз так боишься, – сказал он. – Что, хватило любви? Как вы все ее настойчиво добиваетесь! Только и слышишь от вас: любовь, любовь! А как придет время пожертвовать ради нее парой капель крови, так всю решимость будто ветром сдуло.
Исвирь смотрела на него, держа в руках лоскут. Никак не могла понять, что же такое он говорит. Смеется? Или злится? От бесстыдного намека в его словах у нее заалели щеки. Вернулась боль от ударов. Наконец, Исвирь снова почувствовала себя цельной, не рассыпавшейся на куски. И вместе с этим чувством пришло понимание. Она посмотрела в глаза Санату и сказала:
– Ты-то чего боишься?
Он вздрогнул, отвел глаза.
– Боишься, что я всем расскажу? Не бойся. Молчать буду, пока не сдохну. Когда эта гадость заживет?
Санат поднял взгляд.
– Ну? – торопила Исвирь. Она легко, словно шарфом, обмотала шею куском простыни. – Говори, чтоб я знала. Не сдохну, пока не заживет, чтоб вопросов не было.
Одним прыжком Санат преодолел разделившее их расстояние, схватил Исвирь за воротник платья и с силой прижал к стене. Сквозь плотно сжатые зубы вырвалось рычание, но Исвирь не дрогнула под этим натиском.
– Пугаешь? – спросила она. – Или убить хочешь? Мне не страшно. Решил – так убивай. Мне же заботы меньше.
Он разжал пальцы, опустил голову.
– Зачем ты так? – шепнул он.
– А зачем ты так? – отозвалась Исвирь. – Все вы там такие, что ли? Все за нас решаете. Когда жить, как умирать. А я вот не хочу. Не хочу вас кормить до самой старости! У других хоть радость жить есть, а у меня – ничего нет. Решила для себя: пойду и сгорю принародно, хоть так, может, запомнят. Хоть чем-то отличусь. Если уж возлюбленный мой на меня не смотрит. А он взял меня и вытащил с Той Стороны. Вытащил, избил, обругал, дал тряпку и прогнал пинком, как кошку заблудшую. Как мне еще быть? Не стану я тебе обузой, не волнуйся! Но вот смерть – моя, и мне решать, звать ее или нет.
Она оттолкнула Саната и пошла к двери. Хотя плечи дрожали, шаг стал ровным. Она коснулась рукой двери, и в этот момент пальцы Саната стиснули ее плечо.
– Останься, – сказал он.
Исвирь опустила руку. Санат ловко освободил ее от «шарфа» и поцеловал чуть зудящее место укуса. От поцелуя по телу девушки снова прошла сладкая дрожь.
– К утру заживет, – сказал Санат. – Утром – пойдем к тебе домой.
Она резко повернулась, уставилась в глаза Санату.
– Ты… Ты, – лепетала она.
– Пока я человек, – сказал он. – Это не продлится долго, и у тебя будет время до утра подумать, хочешь ли ты этого. То, что будет потом… Я не знаю, что случится, и куда понесет меня Алая Река.
– Я согласна!
– До утра, Исвирь. Подумай.
Их губы встретились. Первый настоящий поцелуй, на который Исвирь уж не надеялась. Сладкий и нежный, как во сне. Все, что последовало, тоже оказалось нежным, сладким и сказочным, будто греза, ставшая явью.
Глава 6
Арека
Отмечая переход на вторую половину лета, жара спала. Но пасмурное утро не принесло людям радости. Сидящие на повозках мужчины, женщины и дети, зевая и поеживаясь, смотрели на серое небо и морщились. Лучше бы жара и прежние порядки!
Дети чувствовали себя лучше взрослых. Они верили, что жизнь наладится, что взрослые решат все проблемы – так всегда было и так всегда будет. Взрослых голосов почти не слышалось, а вот детские переклички то и дело звоном раскалывали угрюмую тишину.
Левмир опять ехал с Санатом, и, единственный из всех, не мог убрать с лица улыбку. Он толком не успел поспать, вернувшись домой, как его разбудила мать и, сунув в руки узелок с едой, выпроводила на улицу. Голова гудела от недосыпа, но зато сон не успел смазать воспоминания. Стоило прикрыть глаза, как он видел улыбающуюся И, которая прижимается к нему, напевая сказочную мелодию.
В очередной раз поймав себя на том, что сидит и улыбается, глядя в пустоту, Левмир сделал серьезное лицо и покосился на Саната – не заметил ли? Но Санат точно так же смотрел перед собой с печальной улыбкой на губах. Заметив внимание мальчика, не стал скрываться, а улыбнулся еще шире:
– Что, тоже хлопотная ночка выдалась?
Левмир покраснел и отвернулся, пытаясь придумать непринужденный ответ. Санат вздохнул.
– Паренек, я ведь предупреждал тебя… Ничего хорошего не выйдет. Дело, конечно, твое, да только и мучиться потом тебе одному.