По ту сторону Алой Реки. Потерявшие судьбу
Шрифт:
– Мне нужно вам вот это показать, – сказал он, и вынул медальон из-под рубашки.
Рука лекаря, державшая иглу, дрогнула. Он посмотрел на медальон, потом – на Левмира. Снова на медальон и еще раз на Левмира.
– Тебе кто его дал?
– Кто надо, тот и дал, – пискляво ответил Левмир. Не умел хамить – голос сразу подводил его. Но лекарю, кажется, нет дела до голоса.
– Ничего не понимаю, – нахмурился он. – А зачем тогда ты… Погоди, тебе же сколько? Двенадцать лет? Не рано ли?
– Осенью тринадцать будет, – заметил Левмир.
– Ах, вот как… Нет, я все же ничего понять не могу. А впрочем… Впрочем, мое ли это дело? Давай я тебе повязку сделаю, а ты сам – молчи.
Левмир знал, что нужно молчать – И предупредила. Лекарь перевязал ему руку, целую и невредимую. Страсть как хотелось спросить, что все это означает, но мальчик молчал. Пройдет неделя, и она все расскажет. Или не расскажет – не все ли равно? Главное, снова придет, развеет серую хмарь, окутавшую сердце.
Левмир вышел и, не глядя на Саната, вернулся к повозке. Арека стояла рядом, побледневшая, с синяками под глазами.
– Думала, помру там, – жалобно сказала она.
– В прошлый раз ведь выжила, – отозвался Левмир.
– Так если каждую неделю так…
Она заговорила о том, как тяжело будет жить, как все скоро начнут умирать. Левмир слышал об этом не в первый раз. Детская вера в лучшее все еще удерживала его от паники, но сейчас стало стыдно. Подарок И, оказывается, спасал его от всеобщей участи. Значит, он тоже может кое-что сделать для остальных.
– На вот, поешь. – Левмир развязал узелок перед Арекой.
Девочка посмотрела голодными глазами на хлеб, но не решилась притронуться.
– А ты как же?
– Я не хочу, – признался Левмир. – С утра поел.
– Ну нет… Давай напополам?
Они разделили хлеб, но, поскольку Левмир и впрямь жевал без аппетита, кончилось все тем, что Арека слопала и его половину. Пока она ела, Левмир думал о случившемся. Откуда И взяла медальон? Что он означает? Не просто ведь вольную от донаций – вон как доктор удивился. И про возраст спрашивал…
Внезапно пришло озарение. Этот миг Левмир запомнил навсегда – миг, когда детство рухнуло, лишившись последней сказки. Фея… Какая же она фея? Разве можно верить в такую чепуху? Он вспоминал И. Ее красивые одежды, не имевшие ничего общего с деревенскими. Ее своеобразную манеру речи. Ее уверенность в том, что люди должны ее слушаться. И то, как быстро она двигалась, как внезапно исчезала. Она не была феей – она была вампиром. Избалованным, капризным ребенком-вампиром!
– Ты чего так побледнел? – с набитым ртом спросила Арека.
– Да, это… Кровь ведь, – пробормотал Левмир.
Голова кружилась, будто у него действительно взяли кровь. Мальчик вдруг представил, как кровь сотен людей, что приходят сюда из разных деревень, собирается в пробирки, укладывается в ящики, которые разлетаются по городу. А потом вампиры, смеясь, пьют из пробирок кровь, танцуя под немыслимой красоты музыку в освещенных залах, где даже полы и стены сделаны из золота. Там кружилась и она – маленькая девочка с озорными зелеными глазами. Левмир представил себе, как она припадает к бронзовым губам дракона и выпивает кровь – всю, без остатка. Кровь его родителей и друзей, кровь Ареки, кровь Саната…
– Ты, может, ляжешь? – предложила Арека. – Ложись в повозку, а я тебе воды принесу. Хочешь?
Левмир кивнул. Он с трудом перевалился за борт повозки и прикрыл глаза. Послышался удаляющийся топот босых ног Ареки. Хорошо, хоть немного тишины, чтобы собраться с мыслями.
Что делать, как быть теперь с этим открытием? Чего хотела от него И? От чего она пыталась его увести в ту, первую ночь? А была ли она первой? Левмир содрогнулся, вспомнив сонный морок, одолевший его в ночь, когда в деревню прибыл Санат. Та девчонка, что привиделась сидящей на подоконнике. Наверняка не скажешь, все-таки он почти спал, да и темно было, но… Но на подоконнике сидела И. Значит, дома от нее не укрыться. А надо ли укрываться?
Вслед за первым испугом пришла другая мысль, поспокойнее. Ну да, она – вампир. Ну и что? Не ей ведь деревня принадлежит, наверное. И не она этот кошмар еженедельный устроила. А если разобраться, так и вообще ничего плохого девочка не сделала. Наоборот, даже помогала, как умела. Так стоит ли бояться?
Несмотря на эти успокаивающие рассуждения, Левмир так и не сумел решить, идти ли ему на поляну через неделю. «Время есть еще, подумаю», – сказал он себе. А в следующий миг чьи-то сильные руки схватили его за грудки и подняли. Левмир открыл глаза. Над ним нависло перекошенное лицо Саната.
– Ты где это взял? – прошипел он, одной рукой продолжая сжимать рубашку мальчика, а другой держа медальон. Левмир, видимо, неудачно лег – так, что медальон выскочил из-под рубахи и лежал на виду.
– Тебе-то что? – Левмир попытался его оттолкнуть, но Санат был словно каменный.
– Ты соображаешь, что это? Ты это врачу показывал? То-то я смотрю, ты так бодро с донации вышел! А если он кому ляпнет? А увидит кто? Ладно она – дура малолетняя, с нее взять нечего, а ты… Ты… – Тут Санат замялся, ослабил хватку и, глядя на упавшего в повозку Левмира, закончил:
– Тоже дурак малолетний. Принесла же мне всех вас Река в одночасье…
Левмир быстрым движением спрятал медальон обратно, застегнул верхнюю пуговицу, не обращая внимания на то, что воротник стал жать. Через ткань он стиснул медальон и бросил на Саната затравленный взгляд. В этот момент Левмир бессознательно принял решение. Подарок И – это святое. Никто не посмеет больше его коснуться. А значит, и через неделю он пойдет на поляну, будь что будет!
Санат, должно быть, прочитал все это в его глазах, потому что сплюнул на землю и негромко выругался.