По ту сторону черты
Шрифт:
Дверь заведения распахнута настежь. Оттуда выходит официант и ставит на ближайший столик две чашки кофе. Каким-то, не находящимся в прострации, участком мозга, я соображаю, что должна была здесь с кем-то встретиться, но вспомнить не могу имя этого человека. Вроде бы живая, но движения заторможенные, как у робота. Красивая кукла, выгодное приобретение, вещь, которую можно с места на место кидать, а она даже слова лишнего не скажет.
— Сеньора? Вы в порядке? — снова голос парня пытается в себя меня привести, но я упорно этому сопротивляюсь. — Может мне…
— Не стоит! — повышаю голос, от чего он как-то даже опешил, глаза вниз опускает и молча кивает. Хватаю с сиденья
— Ты все-таки приехала, — тут же оказываюсь в крепких объятьях Катарины, едва делаю шаг по направлению к кафе. — Я думала, что Родриго тебя не отпустит от себя. Что он… — едва услышав из ее уст это имя, плакать начинаю, выплескиваю наружу все скопившиеся эмоции. Хочется закрыть лицо руками, сесть прямо посреди улицы и громко рыдать, кричать истошно. Меня будто бы нет, я не я вовсе, а какой-то другой человек. — Блэр, что-то случилось? — обеспокоенно разглядывает мое лицо, пытаясь что-то там рассмотреть. Да только все и так очевидно. Ведь явно не от великой радости я сейчас плачу, от чего перед глазами все расплывается. Нечеткую картинку вижу, именно поэтому, напрочь забыв о нормах этикета на людях, громко шмыгаю носом и вытираю фалангами пальцев дорожки слез. Несколько человек озираются на меня, в шок приходя. — Давай присядем, и ты мне все расскажешь.
Ведет к свободному столику чуть дальше входа, указывает рукой на стул, на который тотчас приземляюсь, бросаю сумочку на ажурную салфетку и наблюдаю за Катариной. Девушка подзывает официанта, делает какой-то заказ, который из-за шума в ушах я даже не слышу, а потом садится напротив меня и ободряюще улыбается. Словно хочет поддержать, но не знает, как именно это сделать.
Ведь мы знаем друг друга совсем ничего — час или около того на приеме и переписка смс-сообщениями в телефоне. Она чужой совсем для меня человек, но как-то все же смогла найти подход раз вчера вечером после небольшого разговора легко и свободно рядом с ней себя чувствовала. Такое ощущение, что встретила старую знакомую, которой что-то про меня известно. Или же это просто проницательность и наблюдательность ей помогают с людьми общий язык находить.
— Ваш заказ, — высокий парень с повязанным вокруг пояса белым фартуком ставит перед нами две чашки ароматного кофе, тарелки с какими-то пирожными, сахарницу и маленький кувшинчик со сливками. При этом он дружелюбно улыбается, не обращая внимания на мое заплаканное лицо и явно не довольный взгляд. Сжимаю в кулаке подол синего платья, подавляя внезапно появившуюся ярость. — Приятного аппетита, сеньориты, — кланяется и, прижав к груди поднос, покидает наше общество.
— Мне сейчас точно кусок в горло не полезет, — шиплю сквозь сжатые губы, отодвигаю тарелку со сладостями подальше от себя, но придвигая поближе темный напиток. Обхватываю двумя ладонями чашку, ощущая небольшое покалывание в пальцах. Горячо, но, черт возьми, это мне сейчас очень необходимо. Я словно чувствую дикий холод, хотя в тело и имеет нормальную температуру. Да и похожа должно быть на зомби. Опухшие глаза, красный нос, отсутствие косметики, довольно небрежный вид. Я толком себя в порядок не привела, когда
— Аппетит еще появится, — уверенно, без тени сомнения в собственных словах. — Такой десерт вряд ли тебя чуть позже оставит равнодушной, — чайной ложечкой берет довольно большой кусок пирожного и отправляет его в рот, блаженно глаза закатив и облизнув губы. — Очень вкусно, — произносит с набитым ртом, но я отчетливо понимаю ее речь. — Так что же у тебя случилось, Блэр? Почему ты приехала в таком, — обводит этой ложкой мою фигуру, должно быть намекая на мое состояние заплаканной девушки. — состоянии. Явно же что-то произошло в доме. Родриго тебе больно сделал?
Ох, как она близка к истине. Еще как больно. Дал испытать всю гамму унижения и наплевательского ко мне отношения. Да такого никто никогда не делал, не смешивал меня с грязью, как обычную девку, которой я не являлась. Всю жизнь была сущим ангелом, не делая никаких глупостей, слушалась родителей, мечтала о совместном будущем с любимым парнем, развлекалась с лучшей подругой, а в итоге получила… Дьявола в мужья, что привел меня в свой персональный ад, толкнув сильно в спину, чтобы пересекла уже наконец-то черту, откуда выхода точно у меня нет. Только в смерти спасение.
— Ты когда-нибудь испытывала сильнейшую боль? — от чего-то именно с этого вопроса затрагиваю тему, связанную с Родриго. — Такую, что она проникает внутрь тебя, съедает живьем, опустошает, а снаружи ты словно ходячая, живая кукла без эмоций, без реакции на окружение. И все бы ничего, — горько усмехаюсь. — но тот, кто тебе это все причинил, даже не раскаивается в содеянном.
— Да, испытывала, — честно отвечает Катарина, воткнув ложку в недоеденный десерт. Вытирает руки об салфетку, потом убирает другой крошки в уголках рта и, сделав глоток кофе, смотрит на меня. В ее глазах мелькает тени грусти от возможно очень плохих воспоминаний. — От потери собственной сестры десять лет назад.
— Прости, я не знала об этом, — выражаю слова сочувствия от того, что невольно разбередила старые раны. — Я не хотела…
— Да ничего страшного, — легкий взмах рукой, кривая улыбка на губах, тяжелый вздох. Ей точно тяжело об этом вспоминать, но она стойко держится. Ни одной слезинки не показалось в уголках глаз. — Все равно рано или поздно кто-то бы из моего рабочего окружения проболтался об этом, так как я каждый год в день ее смерти в офис приношу любимый лимонный лукум. Уж больно она его любила, — улыбка становится еще шире. Возможно она сейчас вспомнила о каком-то счастливом моменте с сестрой. Это радостно и грустно одновременно. Ведь у Катарины была когда-то сестра, ее близкий человек, с кем она многим делилась, а потом ее не стало. Ее частичка души навсегда этот мир покинула. — Раз ты мне ничего не говоришь про свое состояние, — решаюсь ей возразить, но она не дает этого сделать. — я кое-чем с тобой поделюсь. Покажу, что мне можно довериться. Хоть мы и знакомы всего лишь несколько часов, — подмигивает, вызывая легкую улыбку. Она и правда способна к себе расположить.
— Не стоит этого делать, раз это так тяжело, — попытка остановить ее оказывается провальной, так как она отрицательно головой качает.
— Ничего страшного, — слышится легкость в словах, какая-то непринужденность, как будто рассказ представляет из себя обычную сказку, но я то знаю, что это все напускное, она настоящие чувства прячет под коркой безразличия и веселья. — Мне просто хочется с кем-то этим поделиться, — пожимает плечами, отодвигает подальше посуду и откидывается на спинку стула. Я же приготавливаюсь слушать ее рассказ о погибшей сестре, намереваясь на перебивать до самого конца.