По ту сторону горизонта
Шрифт:
— Вот об этом я и говорил? Вы шантажом пытаетесь склонить меня к сотрудничеству.
— Не торопитесь. Живые клетки, оставленные вами, не будут пробуждены к развитию без вашего на то согласия. Они будут находиться в банке и по вашей воле могут быть даже уничтожены — если только вы не погибнете в этой авантюре. Только в случае вашей смерти я воспользуюсь ими для продолжения генетической программы.
Гамильтон сел.
— Давайте уточним. Вы не используете их, если только меня не укокошат. И все без обмана?
— И все без обмана.
— Когда все кончится, я могу их ликвидировать. И все без
— И все без обмана.
— И вы не поставите меня намеренно в такое положение, чтобы я оказался убит наверняка? Нет, ничего подобного вы не сделаете. Хорошо, я согласен. Я готов поставить на свою способность к выживанию — против ваших шансов воспользоваться моими гаметами.
Вернувшись в офис, Мордан послал за руководителем технического персонала. Не говоря ни слова, он вывел Марту из здания и продолжал хранить молчание до тех пор, пока они не оказались в таком месте, где их заведомо никто не мог подслушать — на уединенной скамейке в пустынном уголке Северного (крытого) парка. Здесь он рассказал ей о своем разговоре с Гамильтоном.
— Полагаю, вы сообщили ему, что о «Клубе выживших» мы давно знаем?
— Нет, — хладнокровно ответил Мордан. — Я ничего ему не сказал. Да он меня и не спрашивал.
— М-м-м… Знаете, шеф, вы извилисты, как кривая случайных совпадений. Этакий софист.
— Ну-ну, Марта! — проворчал Арбитр, однако в глазах его появилась улыбка.
— О, я не критикую. Вы поставили его в положение, при котором наши шансы осуществить эту работу заметно возросли. И тем не менее, вы сделали это, заставив его думать, будто мы и не подозревали об этом жалком заговоре.
— Но мы не знаем об этом заговоре всего, Марта. И Гамильтон будет полезен. Он уже раскопал один существенный факт: в нашей конторе есть утечка.
— Так вот почему вы уволокли меня из Клиники! Что ж, значит, предстоят некоторые перемены.
— Не слишком поспешные. Будем исходить из предположения, что женщинам мы можем безоговорочно доверять — вся эта затея по своей природе чисто мужская; женщины в ней не участвуют, и интересы их во внимание не принимались. Но с мужчинами будьте осторожны. Думаю, лучше вам самой заняться помещением в банк плазмы Гамильтона — и сегодня же. Впрочем… На всякий случай присматривайте и за женщинами.
— Хорошо. Но если говорить честно, шеф, не думаете ли вы, что следовало объяснить Гамильтону, во что он ввязывается?
— Вы забываете, что это не мой секрет.
— Я помню. И все-таки — он слишком драгоценной породы, чтобы рисковать им в подобных играх. Как вы полагаете, почему они его завербовали?
— Он считает, что из-за богатства и умения владеть оружием. Но я думаю, что вы сами уже ответили на свой вопрос. Он — из элитной линии. Прекрасный материал для разведения. «Выжившие» не так уж глупы.
— Ого! Об этом я как-то не подумала. И все равно — чертовски стыдно рисковать им в таком деле.
— Стражи общества не должны позволять себе роскоши личных симпатий. Им необходимо иметь более широкие взгляды.
— Может быть… Но должна признаться, в человеке с широкими взглядами есть нечто пугающее.
Глава 6
«Мы говорим на разных языках…»
Не без удивления Гамильтон Феликс обнаружил, что конспиратор может быть до крайности занятым человеком — особенно если он при этом занимается тайным сыском. Перед Мак-Фи Норбертом и другими членами «Клуба выживших» он разыгрывал роль этакого энтузиаста-неофита, готового всеми силами и способами содействовать общему делу. Как и следовало ожидать, курс индоктринации, весьма скучный, но необходимый для продвижения вверх внутри организации, занял немало времени. Гамильтон все это терпеливо сносил, стараясь поддерживать в себе романтически-приподнятое мироощущение, чтобы его поведение и ответы не возбудили подозрения у инструкторов.
Помимо изучения основ Нового Порядка в обязанности недавно принятых в организацию членов входило также выполнение отдельных поручений. Поскольку здесь царила жесткая вертикальная иерархия, смысл этих поручений никогда не разъяснялся и задавать вопросы было не принято. Задание с равным успехом могло действительно иметь значение для успеха заговора или же попросту служить очередным испытанием — новобранец этого знать не мог.
Гамильтон видел, что произошло с одним из новичков, который пренебрег серьезностью инструкций.
Судили его на общем собрании, где присутствие младших членов клуба являлось обязательным. Мак-Фи Норберт выступал в роли главного обвинителя и судьи одновременно. Адвоката у обвиняемого не было, однако объяснить свои действия ему все-таки было разрешено.
Подсудимому было поручено передать некое послание определенному человеку — причем непременно из рук в руки. Он так и поступил, но, узнав в адресате человека, знакомого по заседаниям клуба, он не счел нужным скрыть от него свою принадлежность к «выжившим».
— Вам говорили, что этот человек заслуживает доверия?
— Нет, но…
— Отвечайте однозначно.
— Нет, мне этого не говорили.
Мак-Фи повернулся к собравшимся и бледно улыбнулся.
— Вы несомненно заметили, что обвиняемый не имел возможности точно определить статус человека, с которым вступил в контакт. Тот мог быть и попавшим под подозрение братом, которого мы хотели испытать, и правительственным агентом, которого мы разоблачили; наконец, обвиняемый мог быть введен в заблуждение внешним сходством. К счастью, поступок его не повлек за собой отрицательных последствий — человек, к которому он был послан, является лояльным братом высшего ранга. — Мак-Фи вновь повернулся к подсудимому. — Брат Хорнби Биллем, встаньте.
Обвиняемый встал. Он был безоружен.
— Каков первый принцип нашей доктрины?
— Целое больше любой из его частей.
— Правильно. Теперь вы понимаете, почему я считаю необходимым избавиться от вас.
— Но я не…
Продолжить он не успел — Мак-Фи сжег его на месте.
Гамильтон оказался в числе тех, кому было поручено вынести тело и положить его в одном из дальних коридоров таким образом, чтобы создавалось впечатление, будто человек погиб на обычной дуэли, — для полиции это имело только статистический интерес. Командовал этой группой сам Мак-фи, и Гамильтон невольно восхитился искусством, с каким тот управился со щекотливой ситуацией. В свою очередь, и Феликс заслужил одобрение брата Норберта понятливостью и рвением, которые проявил, выполняя эту миссию.