По ту сторону отражения

Джейн Анна

О Кее у Максима сложилось двоякое мнение. В начале их знакомства солист «На краю» очень понравился фотографу: своим необычным поведением, в котором угадывался мрачноватый артистизм, манерой умело, без напряга, подать себя, а еще выражением лица, которое имело удивительную способность правдиво показывать самые разные чувства и было по-актерски фотогеничным. Максим к тому же всегда уважал тех, кто умел самовыражаться, а Кей прекрасно делал это через свою музыку и образы. Парни хорошо пообщались на фотосете, и Кей показался фотографу не зарвавшейся звездой, как часто бывает это у молодых и знаменитых, а вполне адекватным человеком, харизматичным, некапризным и очень интересным. Кей не фыркал во время съемок, что он

устал, или что ему нужно поправить грим, или ему срочно нужна особенная пицца, или что фотографы – кривоглазые ослы. Выполнял все четко и при этом умудрялся поддерживать коллектив в таком же тонусе. Лидера было видно сразу. А после сета и перед концертом солист «На краю» без особенного выпендрежа общался с простыми людьми и, хоть и устал, давал автографы и отвечал на вопросы. Правда, на частном концерте, где Макс сделал действительно улетные снимки, с Кеем что-то произошло. Он стал неразговорчивым и замкнутым. На концерте, правда, отработал превосходно – фотограф прямо-таки чувствовал энергию бешеной, заряжающей музыки, исходящую от него и от его ребят. Во время перерыва Макс спросила у Андрея, что случилось с его подопечным, но он лишь пожал плечами, сказав, что вне профессиональной деятельности Кей – человек настроения, а гитарист Рэн, парень очень общительный, услышав это, заржал и сказал, что у Кея вечно все проблемы из-за женщин. Макс сначала подумал, что это проблема связана с шикарной черноволосой девушкой, которая все время вилась вокруг Кея, но потом понял, что музыканта мучает совершенно другая девушка. И знал бы он, какая.

Но на следующее утро, когда Максим все же решился позвонить Катрине, девушке из прошлой жизни, его мнение о Кее претерпело изменения. Он, как оказалось, заявил права на Радову, и сделал это неожиданно агрессивно, разозлив Макса. Тот хоть и был человеком ветреным, постоянно находящимся в поиске, узнавшим уже много чего в своей жизни, но отчего-то не мог забыть последний взгляд Кати, брошенный на него в тот глупый день, когда он выбрал вдруг ее подружку Иру. И не мог забыть ее рук, обнимающих его с нежностью ребенка, отдающего кому-то самую любимую игрушку. Прошло много времени, он почти забыл ее, но ему вновь посчастливилось встретить ее.

И когда он совершенно случайно встретил бывшую девушку дважды за день, понял, что был бы не прочь начать с повзрослевшей принцессой отношения вновь. Сначала был в недоумении – как так, почему он встретил ее, а потом неожиданно решил, что она опять ему нужна. Катя была девочкой, выросшей в творческой семье, нежной, умеющей быть вежливой и терпеливой, понимающей, что ему, как профессиональному фотографу, нужно в жизни. Максим надеялся, что сможет извиниться перед нею, загладить свою вину, понимая, что его поступок был не самым прекрасным в ее жизни. И он смог бы сделать так, чтобы она забыла того старого кретина Максима и открыла для себя Макса нового, свободного, повзрослевшего, точно определившего, что ему надо. Вернее, кто ему нужен.

Молодой человек, вначале лишь удивившийся и смутившийся от встречи с ней, потом вдруг обрадовался и даже сделал украдкой на вечеринке несколько ее фото, пока снимал группу на выступлении. Ракурс он поймал удачно. Фото получились отменными. Они как раз лежали на столике в гостиной, поверх кучи других фотографий с женскими и мужскими лицами. Максу вообще нравилось снимать людей больше, чем что-либо другое. Он научился многое понимать по лицам: глазам, губам, даже по скулам. Очень многое. У Катрины Радовой лицо было добрым и хрупким, очень светлым и беззащитным, а вот темно-карие глаза, подчеркнутые дымкой макияжа, – мерцающими, загадочными – такими, какими и должны быть у совершенной женщины. И губы у нее были необыкновенными: такими, которые просто нуждаются в том, чтобы их постоянно кто-нибудь целовал. Очень осторожно.

Макс понял, что заново

влюбляется в девушку. И в совершенно творческом порыве решил все начать сначала. Но тут случился облом – и как раз из-за Кея. И хотя Катя вроде бы была на вечере (и как она туда попала? Наверняка не без помощи выросшей амбициозной стервы Журавль) с незнакомым Максу парнем с лицом ожившей куклы, но оказалось, ее друг – не Влад, а как раз Кей. Тот самый, известный музыкант. Он по телефону сказал ему, что они сейчас в номере гостиницы и что Катя перед ним лишь в одном халатике. Макс почему-то поверил этим словам, и ему сразу представилась Катрина почти без одежды, в тонком, почти прозрачном халате. У них не было близких отношений: все, что тогда они себе позволяли, – поцелуи и объятия, иногда несколько откровенные, но не более. Вот с Ирой – да, было по-другому. Но она оказалась другая. Неподходящая.

После утреннего телефонного звонка Максим, не в себя от внезапной злости, успокоился, выпил кучу кофе и даже представил пару вместе, подумав тут же, что эти двое подходят друг ко другу: нежная брюнетка и равнодушный блондин.

Вот этот-то равнодушный блондин, только насквозь мокрый, сейчас и звонил в квартиру Максима. И как только тот открыл дверь, Кей, раздраженный, злой, нет, даже яростный – с холодным, тщательно скрываемым бешенством в серых глазах, поинтересовался у Макса, окинув его обнаженный торс недобрым взглядом:

– Где она? В какой комнате? Эй, детка, выходи, за тобой приехал твой любимый.

– К кому обращаешься? – вежливо спросил Макс и даже положил руку на плечо гостя. – Я один. Ты накурился?

– Убери лапу, – велел ему музыкант тут же. – Где Катя? – И, не дожидаясь ответа, он продолжил. – Что, здорово провели ночь? Сумел ее уговорить? Или она сама пришла к тебе?

– Ты в себе? – не понимал, что нужно Кею вмиг перехотевший спать Макс. Может, правда он под кайфом? – Кого ищешь? Давай, возвращайся домой, твою мать, вы все в своем роке употребляете вещества, по ходу.

– Тебе понравилось с ней? – вдруг спросил солист «На краю».

– Думаю, понравилось бы, – не удержался парень, прекрасно поняв, что тот имел в виду. – Если бы была возможность.

Кей тепло улыбнулся и поманил пальцами хозяина квартиры.

– Что? – только и успел спросить Максим и получил внезапный удар по челюсти. Фотограф не был слабым парнем, напротив, часто посещал качалку и тренажерный зал и был несколько крупнее музыканта, но не удержался на ногах и упал. Удар вышел неслабым. Кей, не сводя серых пустых глаз с карих глаз Макса, сел около него на корточки и, взяв за волосы, еще раз вдруг глубокомысленным голосом с плавными интонациями очень спокойного человека спросил:

– Где моя девочка Катя? Катя Радова. Она ведь у тебя, так?

Максим сплюнул кровь в сторону и с непониманием уставился на парня. Как будто бы другой человек говорит, подумал он тогда.

– Ты совсем Nзапрещено цензуройN? Я один в квартире! Какая Катя? Спятил? – прошипел он.

Кей встал и, не думая разуваться, обошел всю квартиру фотографа. Естественно, Кати он не нашел. Зато от злости грохнул одну из камер, когда искал девушку.

– Убирайся, – велел ему вставший Максим. Драку он решил не устраивать. Все-таки был довольно миролюбивым, да и с Кеем связываться не хотелось. – Давай, дверь там.

– Конечно, сейчас, – подозрительно согласно кивнул фронтмен «На краю». В руках у него были фото с Катей, сделанные на вечере. – Прости за беспокойство. А это, – он помахал снимками, – я забираю себе. О’кей? Да, и не снимай больше мою малышку без моего согласия.

– Верни фотографии, – сказал ему брюнет, не понимая, что с Кеем: то ли так зол, то ли реально под наркотой. – Какого ты вообще сюда заявился?

Кей, с чьих мокрых волос все еще стекали капли воды – ночью была сильная гроза, улыбнулся: