Шрифт:
Глава 1. Речные боги
Ночи становятся все прохладнее. Наверно, скоро пойдет снег. Но лежать на покатой стене канала, теплой от проходящей под ней теплотрассы, все равно приятно. По ту сторону помигивает своими не спящими окнами город, висящие на них шторы, придают свету разные оттенки. Где-то на подоконнике стоит ночная лампа или игрушка – плюшевый медведь, цветы в горшках, ровные стопки книг – или чайный сервиз, – мое острое ночное зрение позволяет видеть все это до мельчайших деталей. В резервации редко встретишь такие окна. По эту сторону взгляд чаще упирается в решетки, выбитое стекло, плотно закрытые мрачные не пропускающие свет портьеры или просто замурованный оконный проем. Теплые окна есть разве что в корейском переулке, да и то появились там они совсем
Как любит говорить Джэджун – один мой знакомый – "Окно – это стих о хозяине дома". Мой стих был кратким – жалюзи, которыми я пытался отгородиться от внешнего мира. На окне самого Джэджуна висели бумажные фонарики и гирлянды из разноцветных прозрачных бус…за противоударным стеклом. Я мысленно улыбнулся – все мы тут со своими секретами.
В резервации, в отличие от остального города, жестокий естественный отбор, и просто так здесь никто не выживает. Оттого-то тут каждый человек как отдельная невероятная история, оттого-то мне так и невыносимо здесь находиться. Резервация – последнее место на земле, где может жить даже самый слабый эмпат. Оглядываясь назад, мне остается только удивляться, как я выжил. По всем законам жанра, даже если бы меня не убили, я непременно должен был сойти с ума. Но не сошел… Возможно, только благодаря выработавшимся с годами цинизму и равнодушию – своего рода защитным рефлексам. Но поначалу было очень непросто решать, за кого ты беспокоишься, а на кого тебе наплевать, научиться воспринимать людей не более как рассказы: интересные, не очень, грустные, страшные, глупые… Веселых и жизнерадостных здесь не было.
Я вздохнул и, потянувшись, сел на стенке канала. Рука сама нащупала камешек на бетонной плите – размахнулся и зашвырнул его в воду. Что-то булькнуло и зашипело – видимо, туда опять спустили какую-то дрянь.
– Эй, слышь, ты, тащи свою задницу сюда, побазарим! – голос откуда-то сверху разом оборвал мои размышления.
Что ж, я поднимусь, хотя бы за тем, чтобы посмотреть в лицо наглеца. Уже очень давно никто не осмеливается зазря перебегать мне дорогу – это стоило мне большой крови, но оно того стоило.
Я лениво поднялся, отряхнулся, по привычке сунул руки в карманы куртки и пошел наверх – туда, где за железной оградой канала маячили две фигуры. По пути попытался прислушаться к своим ощущениям, но этих двоих будто бы обволокло фиолетовой ватой, которая глушила все и вся вокруг. Ясно: молодчики под какой-то дурью. В трезвом рассудке им вряд ли пришло бы в голову цепляться ко мне. Я подошел к ограде, перемахнул ее одним движением и встал напротив этих двоих. Мужики были перекачанными и чистенькими – видно, совсем недавно в резервации или вовсе не отсюда: комендантский час еще не начался. Это я к тому, что постоянные обитатели здесь скорее поджарые и жилистые, им не до тренажерных залов и зарядки, единственное, что может быть, так это боевая тренировка, но там точно бицепс не нарастишь. И кожа… кожа у местных вся в шрамах. У меня тоже. Разве что в меньшей степени, чем у остальных.
Эти двое с их бычьими выбеленными дурью глазами выделялись на фоне привычного пейзажа.
– Что надо? – брезгливо бросил я.
Один вытащил из-за пазухи увесистый пакет.
– Вот, пронесешь завтра на материк через пост.
Удивительная наглость! И в то же время странно: как правило, даже под воздействием наркотиков у людей все равно остаются хоть какие-то эмоции. Эти же двое словно белые листы. Ничего. Как будто мои органы чувств отключили, мне даже трудно было отличить одного от другого. Когда у людей нет эмоционального флера, то оказывается, что они становятся как близнецы.
– Тебе надо, ты и проноси. Вы вообще, кто такие? – я вынул руку из кармана, и стал небрежно поигрывать двойной цепью, прицепленной сбоку к моим джинсам.
– Ты пронесешь это завтра в город, – с нажимом повторил мужик, будто в его программу была вбита только эта фраза.
– С чего вдруг? – издевательски улыбнулся я. Зачем вообще тратить время на этих двоих?
– Подумай еще раз, – предложил второй и достал нож.
Мне надоело. Заученным за много лет движением я отстегнул цепочку от кармана джинсов. Цепь с шипением развернулась в полную длину: на конце был тяжелый заостренный набалдашник. Возможно, для двух
Второй, наконец, понял что к чему и бросился бежать. Несколько шагов вперед, еще одно движение кистью – и цепь обвила ноги убегавшего. Последовал сильный рывок, который едва не вывихнул мне плечо и мужик оказался на земле. Черт, слишком уж неподвижно он лежал, наверно, я перестарался. Теряю навыки. Я подергал цепь: слишком плотно обвиты его голени. Опять же, не очень хорошо: будь это серьезный бой, сейчас бы мне пришлось бросить своё оружие, а это практически равносильно поражению. Хотя, будь это действительно настоящий бой, я не прилагал бы столько усилий, чтобы пытаться оставить этого мужика в сознании.
Я подошел и посмотрел на тела: оба живы, но без сознания и в ближайшее время в него не придут. В карманах пусто, если не считать ножей, одежда новая, кое-где даже с необорванными ярлыками – ни телефонов, ни денег, только пакет, который они пытались мне втюхать. Я подобрал пакет и вынул из кармана телефон:
– Фрэй, ты сейчас где? Пришли четверых ребят к третьему кварталу канала, пусть подберут два тела… Нет, живые… Приду, расскажу.
Фрэй был в своем репертуаре. Наверняка опять приобрел что-то дорогое холодное и режущее, а теперь вот гоняет беднягу Гудвина по всему складу. Я постоял некоторое время на пороге и, пользуясь тем, что меня никто не замечает, понаблюдал за схваткой. Главным преимуществом Фрэя всегда была скорость: он двигался так, что в воздухе лишь блестели лезвия, да красным ураганом разлетались волосы, собранные в хвост. Гудвин был медленнее, намного медленнее, но и настолько же опытнее: его умение предугадывать поступки противника, а также очищенные от всего лишнего движения позволяли ему долгое время сдерживать натиск более молодого и быстрого противника. На самом деле Фрэй всегда выбирал Гудвина для своих тренировок только потому, что когда-то проиграл ему. Тот единственный проигрыш не давал ему покоя, сколько бы побед не было потом.
– Инк! Иди сюда!
Я повернул голову и заметил Пузика, сидящего на каких-то железных балках, которому также досталась роль наблюдателя. Мальчишка никогда не дрался с Фрэем, даже в шутку, даже ради тренировки. Я подозреваю, что и драться-то как следует он не умеет, зато умеет стрелять. Пузик говорит, что выбрал огнестрельное оружие потому, что с ним можно не подпускать противника к себе близко. В чем-то он прав. Ну а в чем-то нет. Фрэй несколько раз предлагал ему попробовать, кто окажется быстрее: он или пузиков пистолет. Но прохвост каждый раз отказывался. Я думаю потому, что и впрямь боялся пристрелить своего друга и наставника. Быстрота-быстротой, но и реакции Пузика тоже можно позавидовать. Если бы здесь был Дикий Запад, то думаю, он вскоре мог бы потеснить Фрэя с места главы группировки. Хотя выглядело бы это довольно забавно.
Для меня не подходили ни ножи, ни тем более пистолеты. По многим причинам. Во-первых, мне разрешалось выходить из резервации до наступления комендантского часа, и если уж по эту сторону официально нельзя иметь при себе оружия, то попытка пронести его на материк равносильна самоубийству. И в то же время первое правило резервации – всегда быть начеку и при оружии. Так появилась моя цепь. Вернее, не то, чтобы я сам сознательно выбрал оружие – за меня это сделал другой человек, и, скажем так, не совсем безболезненным образом – но это совсем другая история. Цепь подходила мне не только из-за возможности свободно пронести ее через контроль, но еще и потому, что ей непросто было убить по неосторожности. Смешно. Столько лет прошло, а я так еще и не научился убивать без оглядки.