По ту сторону жизни
Шрифт:
Пыль. Книги стопкой… любовные романы? А дядюшка говорил, что мама была умной… Разве умная женщина будет читать любовные романы? Вышивка неоконченная… кто ее начал? Пяльцы… я никогда не видела маму с пяльцами… на полках статуэтки. И ни одной серьезной книги. Впрочем, это ни о чем не говорит… серьезных книг полно в библиотеке.
Спальня общая, родительская. Здесь темно и…
— Что ты здесь потеряла, маленькая дрянь? — поинтересовалась я, наклонившись перед кроватью. — Вылезай.
И смуглая девчонка выползла, вытащив пару
— Я… виновата, — сказала она, глядя на эти самые босые ноги.
— Виновата, — не стала спорить я.
Девчонка шмыгнула носом, и я предупредила:
— Заревешь — сошлю куда-нибудь…
Подействовало. Слезы явно были притворными, а вот злость в глазах — самой настоящей.
— Садись, — я похлопала по кровати. — И рассказывай.
— Что?
— Что ты здесь искала.
— Ничего.
Я не поверила.
— Если вздумала воровать… — я сделала выразительную паузу. И девчонка затрясла головой, залепетала что-то на своем. Ага, значит, красть она не собиралась. Тогда…
— Здесь… иначе, — сказала она, поняв, что мольбы на меня действуют слабо. — Там… зовет.
— Кто зовет?
Она видела. Что? Она сама не знает. Наверное, это было частью проклятого ее дара, из-за которого отец так злился на мать и вообще ей лучше было не показываться на людях. Но она просто видела… дом, пронизанный темными нитями. Некоторые тонкие, что паутинка, другие толстые-толстые. Она даже руки развела, показывая, до чего толстые.
Пятна. И звуки. Те, которых кроме нее никто не слышал… вот отсюда… да, — она указала на кровать. Ее звали-звали. Она не хотела идти, но голоса не унимались, и ей было так плохо.
Вот она и убежала.
Она не хотела плохого. Она не стала бы брать чужое. Она понимает, что если ее выгонят из дома, то отец… он плохой человек… и маму убьет. И ее тоже убьет. И сестричку, хотя ее не жаль, только кричит и пачкает пеленки. А Зарью заставляют стирать.
Я улыбнулась.
Прелесть какая… определенно, надо отвести ее к Плясунье. Я коснулась темных волос. Жесткие. И колючие. И пахнет от девочки не только пылью, но и дегтярным мылом. Конечно, Гюнтер не потерпит грязнуль в доме…
— И сейчас их слышишь?
Она вздохнула. Кивнула.
— И о чем они говорят?
Сосредоточенная какая… губу покусывает. Взгляд же ее расплывается. И это тоже признак, но… чего? Худенькое тельце покачнулось, однако мне удалось удержать его. А потом губы девочки дрогнули и раздался такой хорошо знакомый голос.
— Она что-то подозревает.
Отец. Я давно не слышала его, но ошибиться не могла.
— Одних подозрений недостаточно…
А это бабушка.
— А если она расскажет?
— Кому?
— Не знаю…
— Клятва еще действует, дорогой, — голос бабушки
— Как?
Тишина. Такая долгая-долгая пауза, в которую я успеваю придумать себе тысячу и один вариант развития событий.
— Ты ее любишь?
— Мама…
— Я спрашиваю, потому что мы оба прекрасно понимаем, выхода нет… это вопрос времени… сейчас или позже, и чем больше мы тянем, тем сложнее будет решиться.
Это дом. Конечно. Он вполне живой, он способен хранить чужие разговоры и не только их. А мне вот повезло послушать.
— А отец?
— Он с самого начала был против. Девочка, конечно, милая, но характера не хватает. Тебе стоило выбрать младшую… с другой стороны, и она оказалась бесполезна. Выкидыш?
— К сожалению.
И вновь пауза.
Девочка дышит ровно, но лицо ее будто стерли, на нем ни тени эмоций. А я вглядываюсь, будто пытаюсь найти что-то…
— Она готова пробовать вновь, но…
— Лучше найти кого-то помоложе, посвежее. У меня есть на примете кое-кто… я познакомлю вас позже. Когда минет срок траура. А ты пока постарайся быть полюбезней… подозрений не должно возникнуть. — И бабушка тихо добавила: — Ни у кого.
А моя визави дернулась и сползла на кровать.
Я вздохнула.
Вот так… может, и вправду стоит прикупить любовный роман? Или даже два? Говорят, в них сказка живет, а я… я так хочу поверить в сказку о большой и чистой любви.
И вместо этого поднимаю ребенка. Несу. Я не знаю, где им отвели комнаты. Где-то на третьем этаже, где всегда селили слуг. Здесь прохладно и пахнет сыростью. А еще шебуршат мыши. И тени чувствуют себя привольно. В нашем доме и прежде-то слуги не задерживались. Может…
Надо спросить у Рашьи, пусть подскажет кого… Почему бы и нет? Конечно, экстравагантно, зато дешево и за место свое держатся станут. Да…
Скрипнула дверь, отворяясь.
— Госпожа? — Рашья, на которой белая ночная рубаха смотрелась по меньшей мере нелепо, согнулась в поклоне. — Она опять убежала, госпожа… не повторится… клянусь…
— Все хорошо, — я вошла в комнатушку.
Тесна.
Но хватило места для кровати и для люльки, в которой дремал младенец. Я склонилась над колыбелью… и здесь тьмой веет. Обе ведьмы, стало быть…
Я положила девочку на кровать и обернулась к женщине, что стояла, прижавшись к стене. Я чувствовала ее страх, и мне это не нравилось.
— Тебя здесь не обижают?
— Нет, госпожа.
— Быть может… что-то нужно? Одежда? Вещи?
— У нас все есть, госпожа…
И страх ее отступает. Точнее, она сама преодолевает его.
— Мой муж, госпожа… он очень плохой человек… и у него много друзей… он не спустит оскорбления. И я… я боюсь, что… — полувздох. — Здесь место силы. Но есть люди, которые… которых учат разрушать места чужой силы. Я должна это сказать, госпожа.