По ту сторону звезд. Книга 2
Шрифт:
Отчаяние охватило Киру: она была так уверена в этом плане, и вот он разваливается на глазах. Должен же быть какой-то выход!
[[Кира: Если мы поплывем за Седьмой стаей, сможем ли подобраться достаточно близко к месту встречи, чтобы вовремя предупредить Узел Умов?]]
Розовая рябь пробежала вдоль тела медузы, и воздух наполнился близковонием подтверждения.
[[Итари: Да.]]
Это не решит основную проблему: как заключить мир между медузами и Лигой? Но эта проблема не под силу никому на «Рогатке».
Кира постаралась убрать из голоса все эмоции, пока переводила Фалькони и остальным слова Итари.
Необычным для нее подавленным тоном Воробей ответила:
– Предлагаешь лететь на вражескую территорию. Айш! Если попадемся другим медузам или жутям…
– Понимаю.
– Шталь ведь прав, – заметила Нильсен. – Мы не можем допустить, чтобы чужь попала в дурные руки. Прости, Кира, но это так.
– Но и сидеть, ничего не делая, тоже нельзя.
Воробей устало потерла лицо.
– В глазах Лиги мы уже преступники, но теперь речь идет о государственной измене. Помощь врагу, сговор с врагом – практически во всем обитаемом космосе это означает смертный приговор.
Фалькони подался вперед и включил переговорное устройство:
– Хва-Йунг, Вишал, приходите в рубку, как только освободитесь.
– Да, сэр.
– Сию минуту явлюсь, капитан.
От тревоги у Киры свело кишки. Вся проблема в Кротком Клинке. Он с самого начала был проблемой, даже в глубоком прошлом. Из-за него погибли миллионы, а то и миллиарды – медуз, людей. Из-за Кроткого Клинка возникла угроза, что жути распространят свое уродство по галактике, вытеснив все прочие формы жизни.
Только это не совсем правда. Не только на Кротком Клинке лежит вина за появление жутей: Кира сыграла свою роль в сотворении прожорливой Утробы. Это ее страхи, ее неразумная ярость навлекли на планеты и звездные системы столько страданий.
Застонав, Кира закрыла руками лицо, впилась ногтями в скальп, боль в проколотой коже сравнялась с болью внутри. Чужь, похоже, растерялась: Кира чувствовала, как «скинсьют» затвердевает вокруг нее, словно готовясь отразить нападение.
Если б избавиться от Кроткого Клинка! Насколько все стало бы проще. Тогда у них появился бы выбор. Узел Умов столько столетий прятал чужь, спрячет и на этот раз.
Снова из груди Киры вырвался стон. Не было бы Кроткого Клинка – Алан остался бы жив и еще многие, многие. Все, чего она хотела – все, чего она хотела с тех пор, как заразилась инопланетным паразитом, – обрести свободу. Свободу!
Она отстегнула пряжку ремня безопасности, вытолкнула себя из кресла и встала. При перегрузке в 2,5g «скинсьют» позволил ей стоять прямо, но руки повисли свинцовыми гирями, колени и стопы запульсировали. Плевать!
– Кира… – окликнула ее Нильсен.
Кира завизжала. Так она орала, когда поняла, что Алан мертв. Она орала, она широко распахнула руки и пустила в ход все, что усвоила, тренируясь с Кротким Клинком, – каждую частицу нелегко давшегося ей мастерства, приобретенного в долгие одинокие месяцы сверхсветовых перелетов, – все пустила в ход, пытаясь стряхнуть с себя чужь. Ее гнев, и скорбь, и разочарования слились в едином, первичном желании.
Чужь рванулась вперед. Шипы и неровные мембраны распространялись во всех направлениях, вибрируя под натиском сознания и эмоций Киры. Но ей удалось мысленно сдержать их распространение, чужь выбрасывалась вовне так, чтобы не сделаться угрозой для других.
Все равно рискованно.
В зазоры между этими агрессивными выступами она видела, как «скинсьют» становится тоньше, отступает, а потом ее обнаженной кожи коснулся воздух – сухой, холодный. Шокирующе интимное прикосновение. Кожа пошла мурашками, обнаженные участки увеличивались, островки бледной наготы среди зазубренной тьмы.
В проходе скорчилось Итари. Выставило щупальца, словно прикрывая свой панцирь.
Кира толкала, толкала, вынуждая чужь отделиться, и наконец лишь несколько похожих на мышцы полос соединяли ее с ней. С десяток волокон и больше ничего. Кира сосредоточилась на них, попыталась заставить и их отделиться. Побуждала их отделиться. Гневно требовала, чтобы они отделились. Приказывала им отделиться.
У нее на глазах эти «мышцы» съежились, но они отказывались исчезнуть совсем. И разум тоже ощущал, как сопротивляется Кроткий Клинок. Он отступал, отступал до известного предела – и далее ни сантиметра. Еще немного, и они бы разделились, а этого Кроткий Клинок допустить не желал.
В ярости Кира поднажала еще сильнее. Зрение померкло на периферии, выключилось от такого напряжения, на миг ей показалось, что она лишится чувств. Но она оставалась на ногах, и Кроткий Клинок все еще защищал ее. От него исходили странные мысли, смутные, едва понятные, они червями точили ее мозг, поднимаясь из глубины к верхним слоям сознания. Такие, как: разделение нельзя осуществлять против правил. И: Время вышло из колеи. И: Многоплотяные захватчики все еще голодны, а поблизости нет хранилища. Сейчас разделение недопустимо.
Пусть слова были странные, но суть их была ясна. Кира выла и боролась с Кротким Клинком, безоглядно расходуя силы, вычерпывая их до дна. Последняя попытка избавиться. Последний шанс освободиться и вернуть хоть что-то из утраченного. Но Кроткий Клинок держался упорно, и если даже сочувствовал ей, если сожалел о ее муках или о том, что вынужден ей противиться, – этого Кира никак не могла узнать. От чужи исходило лишь ощущение безусловной цели и удовлетворенное знание, что их союз нерасторжим.
И впервые с тех пор, как погиб Алан, Кира сдалась. Вселенная полна вещей, которые ей неподконтрольны, и чужь, видимо, принадлежит к их числу.
Со сдавленным криком она прекратила бороться и рухнула на четвереньки. Бесшумно, как сыплется песок, Кроткий Клинок вновь прихлынул к ней, и Кира перестала ощущать прикосновение холодного воздуха везде, кроме лица. Она все еще ощущала палубу под собой, и искусственный ветерок внутри корабля щекотал ее поясницу, но просочившись сквозь искусственную оболочку «скинсьюта». А еще Кроткий Клинок приглушал любой дискомфорт, так что холодный твердый пол под ее коленями казался удобным и теплым.