По ту сторону
Шрифт:
Взяв кусочек, мать сунула его девочке в рот и ласково сказала:
— На вот, пососи. Это нака.
Девочка умолкла, потом на лице ее появилось недоумение, и вдруг не высохшие от слез глазенки блеснули радостно и удивленно. Она схватила с Володиной ладони оставшиеся два кусочка сахару и спряталась за мать.
— А у меня еще вот что есть, — сказал Володя, доставая пачку галет.
Галет она, наверное, тоже не видывала, но догадалась, что это хлеб. Робко подошла к Володе, взяла пачку.
—
— Оля.
Тем временем Картошкин где-то раздобыл две охапки сена, расстелил на полу. В хате стало совсем тепло. Володя развалился на сене и вскоре уснул, так и не дождавшись ужина.
Проснулся он рано, сквозь оттаявшее окно едва начинал брезжить рассвет. Рядом храпели Улитовский и Картошкин. На столе стояла алюминиевая миска и лежал ломоть хлеба — Володя догадался, что это ему оставили ужин. Сразу захотелось есть. Он тихонько встал, сел за стол и начал есть. И только теперь заметил, что с печи за ним внимательно наблюдает девочка.
— Хочешь поесть? — шепотом спросил он.
— Хосю.
Он помог ей слезть. На печи заворочалась хозяйка, спросила:
— Ты куда?
— Она только поест со мной. А вы спите, еще рано.
— Набалуете вы ее, что я с ней потом делать буду?
Вдвоем они быстро уплели и хлеб, и кашу с тушенкой.
— Давай теперь иглать? — предложила окончательно осмелевшая девочка.
— Давай, только тихо, а то дяди спят. Во что будем играть?
— В доськи-мамы. Ты будес доська, а я мама.
Девочка повязала Володе на голову платок. Игрушек у нее было мало: несколько черепков и тряпок. Володя высыпал из кармана пистолетные патроны, и девочка поровну поделила их.
— Это будут длова, мы ими пеську топить будем.
— Ты смотри, чтобы она и в самом деле не сунула их в печку, — предупредил проснувшийся Улитовский. Потом, улыбнувшись, заметил: — А ведь ты, Володька, и в самом деле похож на девочку.
Проснулся и Картошкин, они с Улитовским стали обсуждать, как быть, если немцы из Клембовки опять сюда пойдут до того, как подтянется наша дивизия.
— Не вернутся они.
— Как знать.
— А у меня санки есть, — похвалилась Оля. — Покатаес меня с голки?
— Давай одевайся, покатаю, — пообещал Володя.
Он помог девочке одеться. Действительно, в сенях нашлись санки, вот только веревки не было. Володя снял ремень, надел его на головку санок и повез девочку по дороге. Девочка показала, где у них горка. Они скатились с горки всего два раза, когда Улитовский позвал Володю в хату.
— Мы вот что придумали: надо переодеть тебя девочкой. Ты в платке-то совсем маленьким кажешься, больше двенадцати тебе никак не дашь. На тебя никто не обратит внимания. Если покажутся немцы, предупредишь.
Хозяйка достала из сундука старую юбку:
— Может, эта подойдет, я ее в девках носила, худенькая тогда была, как былинка.
Юбка все-таки оказалась великовата, подвязали ее чуть ли не на самой шее, но под ватником не видно. Хозяйка дала свой платок и латаные-перелатаные валенки. Володя сунул за пазуху пистолет, но Улитовский потребовал:
— Пистолет оставь. Вдруг немцы начнут обыскивать.
— Если дойдет дело до обыска, то и так догадаются, что я не девочка.
— Тоже резонно. Черт с тобой, бери, только будь осторожнее.
— Уж как-нибудь, не первый раз.
Девочка увязалась за ним:
— Хосю на санках!
— Сейчас нельзя, вот вернусь, тогда покатаемся.
Но девочка вцепилась в него и никак не отпускала.
— А пусть и она с ним пойдет, тут недалеко, — предложила хозяйка. — На санках и прокатятся.
— Но если немцы?
— Поди, не тронут же детишек. А для отвода глаз очень даже убедительно. А Олечке приятно будет прокатиться, и Володя свое дело сделает.
Когда Володя усадил Олю на санки и взялся за ремень, Улитовский все-таки спросил хозяйку:
— Может, не брать девочку-то?
— Ладно, пусть едут.
— Смотрите, вы мать, вы и решайте.
Пока шли по селу, ветер не так ощущался, а на горе замело, завьюжило. Ветер гнал по полю космы сухого снега, завивал их кудряшками, бросал в лицо. И Володя не сразу заметил едущих навстречу трех всадников. А когда заметил, поворачивать назад было поздно.
Всадники приближались, и теперь Володя отчетливо видел, что они в форме. Он начал оттаскивать санки в сторону, чтобы уступить дорогу всадникам. И похолодел: свой солдатский ремень он так и не снял с головки санок. «А ну, как заметят?»
Все-таки он успел сунуть санки головкой в сугроб, а ремень припорошить снегом.
Видимо, немцы ехали поджигать Ивановку: у двоих было по канистре — не то с керосином, не то с бензином. Третий, наверное, был старшим и ехал налегке. Поравнявшись с Володей, он спросил:
— Рус зольдат в селе е?
— Ни, нема, — замотал головой Володя и покосился на Олю — как бы не проговорилась. А та радостно лопотала:
— Есадки, есадки…
Когда немцы проехали, Володя развернул санки в сторону Ивановки, усадил Олю спиной к ветру и взялся за ремень. Всадники уже подъезжали к селу.
И тут Володя увидел такое, от чего по коже пробежали мурашки. К хате, где они ночевали, шел кто-то из наших, ночевавших в другом конце деревни.
Тут и немцы увидели разведчика. Они что-то закричали, кони сбились в кучу, потом двое бросились в разные стороны, а третий повернул обратно и поскакал навстречу Володе.