По велению Чингисхана. Том 2. Книга третья
Шрифт:
– О-о, мил человек. Я за этим столом, угощая людей кумысом, столько разговоров наслушался, что кажется, будто везде побывал и все обо всем знаю.
Игидей смотрел на ладно упакованные тюки, сложенную утварь и едва сдерживался, чтобы не смеяться: кто бы мог подумать, что прикипевший к месту человек на старости лет так будет стремиться в путь?!
– Да ладно тебе, ходил я в Китай. Пусть летом всю дорогу солнце припекает, зато сейчас на пути столько луж: море разливанное! – Игидей нарочно припугивал старика. – Вброд придется идти, а то и вплавь!
– К чему такая спешка? –
– Ничего, – горячился Соргон-Сура, – где на верблюдах переправимся, а где вплавь! Чай, не соль, в воде не растаем.
– Так, холодно еще!
– Кумысом крепким погреемся, молочной водкой: сколько у меня ее наготовлено! Застудился – ноги, руки растер, внутрь чарку, другую принял – и ступай себе дальше!
– Да этот старик торопится поскорей до места добраться, чтобы успеть кобыл подоить, кумыс завести! – Игидея все-таки разбирал смех. – Мы холодной воды не боимся. Сядем на двугорбых и будем на свои отражения любоваться. Как гуси!
– Смех смехом, – начинал строжиться старик, – а раз такое приглашение получили, такой, – он поднимал указательный палец вверх, – почет, нечего рассиживаться! Нужно побыстрей добраться до места, пока зелень еще не пожухла.
Небеса благоволили к путникам. Пока караваны Игидея и Соргон-Сура двигались по перелескам и Степи, грело ласковое весеннее солнце, суша водные разливы и оголяя твердую землю. Так что, если и приходилось переправляться вплавь, то это было вполне по силам. В громадных кожаных мешках, которые в избытке имелись в скарбе кумысодела, переплавляли вещи и утварь, таща на привязи за лошадьми и верблюдами. На такой непромокаемый мешок усаживался и сам Соргон-Сура и под ликующие возгласы сопровождающей челяди выходил сухим из воды! А как подошли к первым, словно вылезшим на лакомую Степь, языкам песков, с севера поднялись огромные тучи, которые, как древние защитники их племени, драконы, медленно проплывали над головами, прикрывали солнце, защищая от жары. Тучи уходили, опережая людей, туда же, на юг, зазывая своим величественным высоким полетом.
Скоро навстречу попались конные: оказалось, что один из самых уважаемых людей в Великой степи Аргас не просто пригласил Игидея и Соргон-Сура в гости, а так их ждал, что послал своего сюняя по имени Курбан, чтобы тот помог им в пути и проводил до места.
Аргас к их приезду уже собрал несколько сот молочных кобыл. Соргон-Суре весьма по душе пришлось это начинание. А кобылы в здешней местности были словно налитыми, сытыми, удойными.
Неспроста же веками здесь селилось столько людей. Природа великой страны, словно румяная лепешка, пылала растительностью, обильной и прекрасной.
Старика стало не узнать. Обычно неторопливый и неповоротливый, любящий поворчать по любому поводу, он теперь дни напролет даже не присаживался толком, весь погрузился в заботы и хлопоты.
На черных, подсобных работах здесь были заняты китайцы. Работниками они оказались очень терпеливыми, старательными, – мало кто мог бы сравниться с ними в труде. Стоило
Однажды вновь прибывших именитых монголов специально повезли показывать Великую Китайскую стену. Игидей хоть и видел ее не единожды, но все равно был взволнован. Могуществом и величием стена поражала воображение: не верилось, что это дело рук человеческих!
А Соргон-Сура и вовсе лишился дара речи при виде высившейся бесконечной каменной стены, оседлавшей вершины высоких гор от горизонта до горизонта.
– Говорят, эту стену строили пятнадцать веков, – рассказывал старик Аргас, лично сопровождавший их. – Высота стены, как сами видите, более десяти маховых саженей. А ширина такая, что две арбы могут свободно разминуться.
– Тыый! – удивлялся и восхищался Игидей.
– Длина же пятьсот кес – пятьсот пеших дневных переходов, – продолжал Аргас, временами косясь на, казалось, окаменевшего старца Соргон-Суру.
Мастер-кумысодел повел головой, будто пытался охватить взором все это необъятное расстояние, невольно дернул узду, как привороженный, направляясь к основанию стены. Старый воин остановил его, указав наверх, где наготове, с заложенными в луки стрелами, стояли стражники: было ясно, что эти ребята шутить не приучены.
На обратном пути Соргон-Сура несколько раз натягивал повод, чтоб остановить коня, снова посмотреть на стену.
– И что, неужели на всем протяжении этих пяти сотен кес живут китайцы? – вымолвил он наконец.
– Да. Это такой многочисленный народ, будто искрошенный конский волос.
– Зачем же тогда, соорудив надежную крепость, они перебираются сюда, селятся по другую сторону стены?
– Так их много, что не хватает земли.
– Не могут вместиться на протяжении пятисот кес?
– Выходит, так.
– Они же оседлый народ? А для оседлых, не кочующих, подобно нам, людей много земли не требуется, – Соргон-Сура был глубоко задумчив. – Во сколько раз тогда их больше, чем нас?!
– Во множество раз! – Аргас вопрошающе посмотрел на Игидея. – Может, более чем в десять раз?
– Ну что ты-ы! – умиленно протянул Игидей. – Более чем в сто. Только в одной этой местности живет людей больше, чем всех монголов, вместе взятых!
На этот раз Соргон-Сура ничем не выразил своего крайнего изумления. Молча выслушал и до самой Ставки молча, словно оглушенный, сидел в седле, все думая о чем-то..
Только вечером, после ужина, заговорил:
– Скажи-ка, – повернулся он к Аргасу. – Или я чего-то не понимаю, или вы не в своем уме?
– О чем ты, друг?
– Вот вы… – Соргон-Сура кончиком пальца ткнул Аргаса в грудь. – С чего это вы решили, что сможете завоевать столь многочисленный и великий народ? Какими силами и каким таким умением? Численностью вы с ними тягаться и близко не можете, сноровка у них не хуже. Умом своим, распорядительностью? Это спрашиваю я, знающий вас прекрасно. И хотел бы выслушать твой ответ.