По водным просторам
Шрифт:
Так произошло отделение в самостоятельный водоем большого мелководного залива, куда обычно выходила на нерест рыба.
Залив со временем пересох, и образовалась поляна.
С тех пор рыба в озере почти совсем перевелась. Мельница давно сгорела, а озеро пришло в полное запустение.
Другие говорят, что это место "Захаркиным" называется потому, что много лет живет тут одинокий старик Захарыч.
Ему под семьдесят, но он еще крепок и здоров. Лицо его почти сплошь заросло курчавой с проседью бородой, нависшие брови сошлись на переносице в одну косматую линию. Всем своим обликом Захарыч напоминает кряжистый пень с узловатыми обрубками сучьев и буйной порослью мха на вершине. Только глубоко посаженные маленькие серые глаза, подвижные и зоркие, светятся приветливо и весело.
Знал Захарыч озеро так, словно это его собственный двор.
Безошибочно ставил снасть в нужное место, в положенное время и на определенную рыбу.
Любил старик в свободное время посидеть на берегу или притаиться у кустов в лодке. Со стороны поглядеть - задремал человек. А он смотрит и прислушивается к жизни озера. Там осока у берега зашевелится: карась или линь ходит,- любят они такие места, где в траве всякая живность водится. А вот дождем брызнула в разные стороны мелкая рыбешка - значит, окунь пошаливает. Не видно его в глубине, но ухватка не щучья. Плеснет где-нибудь среди кувшинок - это линь вышел поболтаться в чистой воде.
Любит Захарыч и реку. И река для него - открытая книга.
Изучил он ее до каждой подробности, как будто это не река, а широкая дорога, по которой он проходил сотни раз.
Только рыбой и жил старик, менял ее на продукты или продавал, если случалась острая нужда в деньгах.
Но рыбы в озерах с каждым годом становилось все меньше.
Особенно опустели реки и озера с войны, когда люди не признавали никаких запретных правил лова и даже баловались взрывчаткой. Наконец, дело дошло до того, что на рыбалку стали смотреть как на детскую забаву, а взрослому человеку стыдно стало показываться с удочками.
До сих пор Захарыч не забыл обиды на Ивана Петровича, хотя и появилась она еще в 1942 г.
Как-то повстречались они вдвоем. В обычное время председатель на старика не обращал никакого внимания, а тут остановил:
– Рыбкой промышляешь? Люди жизни отдают, бабы работой надрываются, а ты бы хоть судачка принес.
Захарыч смущенно достал из сумки рыбину и протянул ему.
– Спасибо,- отказался Иван Петрович.- Не о том речь веду. И, не сказав больше ни слова, зашагал дальше.
Захарыч тут же вернулся к озеру, собрал все свои пожитки и ушел в село. Как родного приютила его мать Марии. Но она вскоре умерла. И на его руках осталась девочка-подросток.
Три года работал Захарыч на колхозных полях и лишь по воскресеньям отводил душу на озере. А как только кончилась война, он снова ушел в лес и обосновался на прежнем месте.
Мария к тому времени стала самостоятельной девушкой. С тех пор на него махнули рукой. Даже кличку лодырям по селу пустили "захарычев помощник".
Никто не понимал страсти Захарыча и не знал, что жизнь его была не так уж легка.
Чуть ли не круглый год проводил он в заботах. Особенно много хлопот приносила весна. С тревогой ждал старик начала нереста. В это время рыба теряет осторожность, собирается стаями на мелководье, и тогда ее всю можно выбрать чуть ли не черпаком. Захарыч ночи не спал, оберегая ее от чужого глаза.
А после нереста от зари до зари копошился в заводи, спасая икру от неминуемой гибели.
Не меньше опасностей грозит молоди. Как только заблестит она на мелководьи, так уже кишмя кишат там же пучеглазые лягушки, снуют окуни, а сверху долбит ее птица. Не дает покою малькам и щука.
Кроме Захарыча, нет у рыбешки никакой защиты. Но и его старания могли принести не так уж много пользы.
И вот в этом году он решил было поставить дело иначе, но все планы неожиданно рушились.
Забежав в шалаш, наспех надев чистую рубаху и подпоясавшись, Захарыч зашагал в село.
Прежде чем войти в правление колхоза, старик еще на пороге снял засаленный картуз, осмотрелся, тихонько приоткрыл дверь и почтительно попросил разрешения.
За столом сидел рыжеватый парень и бойко щелкал на счетах. Он взглянул на Захарыча, пригладил рукой и без того старательно уложенные пряди волос, одернул шелковую рубашку, достал из ящика пачку "Казбека" и молча закурил.
"Не иначе гармонист",- сделал про себя вывод Захарыч.
– Мне бы Ивана Петровича повидать...
– Как раз в эту пору он будет тут сидеть и тебя поджидать,- язвительно ответил счетовод.
– Ну ежели он не поджидает, то я подожду,- Захарыч сел на стул.
– А ты по какому вопросу, старина? Может я могу дать ответ?
– Правда, что полянку у Захаркина ключа под огороды определили?
– А что она тебя заинтересовала? Зайцев ты не ловишь, а рыба в бурьянах нс водится.
– У меня будет водиться!
– раздраженно ответил Захарыч.
– Да у тебя и так, наверно, ее девать некуда. Иной раз из лесу тухлой рыбой несет. Хоть бы разок карасиком угостил.
Захарыч рассердился.
– А ты что ж свининкой не угощаешь?
– Свининка еще поросенком называется. За 1К'й походить надо.
– А караси из грязи вылезают?
– Даровое добро!
– Пу тогда пойди да набери!-Захарыч резко встал.
– Мне лодыря гонять некогда,- с важной миной закончил счетовод и принялся выстукивать на счетах.
Захарыч вышел на улицу. Решив во что бы то ни стало дождаться председателя, он подошел к пожарной каланче, что стояла невдалеке между правлением и колхозными амбарами. Долго и терпеливо сидел на скамейке. Время тянулось медленно и нудно.
Клонило ко сну. Захарыч изредка перебрасывался короткими фразами с пожарником, маячившим на невысокой каланче.
– Не видать?
– все чаще спрашивал его Захарыч.
– Нету,- неизменно отвечал тот.
– А может проглядел?
– Проглядеть никак нельзя. У меня все село как на ладони.