По волнам любви
Шрифт:
— Джинкс!
Но Джинкс остановил не голос Элейн. Ее сильно шлепнули по ноге. Когда Джинкс отпустили, она села на пол и уставилась на красный след, появляющийся прямо на глазах. Ошеломленная непривычным обращением, она спустя некоторое время подняла голову и всмотрелась в Кимона.
— Это только потому, что ты больше меня! — вскипела она. Ее рот стал круглым и маленьким, как всегда происходило в минуты ярости. — Но ты подожди, я подрасту! Когда я стану взрослой, я убью тебя за то, что ты обидел мою мамочку! — Джинкс провела по глазам пальчиками, высунула
Джинкс встала, подошла к Элейн и вцепилась в ее юбку, прижавшись к ней влажным лицом.
— Давай вернемся домой. Пожалуйста, мамочка. Я хочу вернуться обратно к себе домой.
— Мы не можем это сделать, милая. — Элейн обняла ее, не смея встретиться взглядом с мужем. — Это единственный дом, который теперь у нас есть, и мы должны остаться здесь…
— Должны? — резко спросил Кимон. Его лицо слегка побледнело, а рука сжималась и разжималась, будто освобождая его от невыносимой внутренней боли. — Может быть, так думаешь ты, но не я. Ни ты, ни эта твоя необузданная соплячка не останетесь в моем доме. Вы уедете, как только я смогу это устроить!
Но, конечно, эту угрозу Кимон произнес сгоряча и не стал приводить ее в исполнение. Он был женат. Шел день за днем, и вскоре стало ясно — Кимон не собирается исправлять свою ошибку. И, как предполагала Элейн, он пошел своей дорогой и больше ее не беспокоил. Муж часто уезжал из дома на неделю или дольше. Тогда Элейн пребывала в относительном спокойствии. Ей доставляла удовольствие Джинкс. Та с детской жизнерадостностью вскоре забыла обидную сцену, которая, благодаря ее вмешательству, оказалась далеко не такой ужасной, как ожидала Элейн.
Элейн и думать не хотела о том, что мог бы сделать с ней Кимон, если бы они тогда остались наедине. Позже она подумала, что он чуть не убил ее. Это пришло ей в голову, когда она уложила Джинкс спать, а сама вышла на террасу и, к собственному смятению, обнаружила там своего мужа. Он смотрел на темные очертания крепости, тюрьмы, куда намеревался заключить Эстеллу. Его профиль показался Элейн чуть ли не дьявольским, а когда Кимон обернулся, почувствовав ее присутствие, его лицо превратилось в маску ненависти, при виде которой у Элейн по спине побежали мурашки.
Она повернулась к выходу, но он велел остановиться. Элейн неохотно шагнула к Кимону и застыла поблизости. Ее сердце колотилось и болело, потому что сегодняшняя ночь напомнила ей ночи на корабле. С высоты небес круглая луна освещала море, украшая его сверкающими серебряными звездами, которые были гораздо ярче звезд на пурпурном небе. Meltemi, летний пассат, от которого в древнем мире зависел успех судоходства, доносил до них душистый аромат из сада и со склонов холмов. Ветер играл волосами Элейн и освежал ее щеки, холодя и лаская их так же, как на корабле, когда они с Кимоном стояли на палубе рано утром, протанцевав перед этим несколько часов.
— Как у тебя с деньгами? — совершенно неожиданно спросил муж.
— Осталось еще немного из тех, что я получила за мебель, — запинаясь, ответила Элейн.
Как
— Я дам тебе денег. Ровно через неделю ко мне на обед придут друзья, и тебе понадобится платье. Поезжай за ним в Гераклион. Дендрас отвезет тебя на машине. — Он помолчал и добавил все так же резко: — Я сообщил всем, что ты вдова. Так что постарайся этого не забыть. Если подведешь меня, клянусь богом, будешь умолять о пощаде. Ты еще не видела меня с худшей стороны.
Не видела с худшей стороны… Тогда не дай ей бог когда-нибудь увидеть!
— Я не забуду, Кимон. — Элейн хотелось уйти, но она боялась, почему-то чувствуя, что он даст ей понять, когда не пожелает находиться в ее обществе.
— Насчет твоей… дочки. Ты нашла для нее школу?
Элейн моргнула. Ее изумил внезапный интерес к ребенку, которого Кимон до сих пор игнорировал. Так же, как игнорировал девушку, которую считал матерью этого ребенка.
— Пока нет. Я учу ее сама.
— В Сфакии есть школа. Пусть она пойдет туда. Дендрас будет отвозить ее каждое утро и привозить обратно.
— Это греческая школа?
— Конечно. Но там преподают английский язык.
— И говорят на нем? Я имею в виду, Джинкс совсем не говорит по-гречески.
— Разумеется, не говорит. Но скоро научится. — Кимон взглянул прямо на Элейн. — Если ты и она собираетесь здесь остаться, ей, по крайней мере, придется выучить греческий язык. Когда она станет постарше, будет общаться с греками. Ее друзья будут греки.
— Да, наверное. — Элейн казалось, что Кимон выглядит уже не так враждебно. Она стояла, все еще не решаясь уйти. Он снова смотрел на замок. Ветер развевал его черные волосы. Лунный свет, хрупкий, с металлическим оттенком, падал на лицо, подчеркивая резкие линии…
И все же Элейн удивило то, что в муже чувствовалась некая печаль. Печаль и странное одиночество. Казалось, у нее на миг замерло сердце. Она не сводила с него глаз и впервые пожалела о своем горячем желании отомстить, отплатить ему не только за его несправедливость, но и за несправедливость со стороны Кита. Чего она добилась? Верно, она брала все и не отдавала ничего. Вышла замуж за богатого человека, о котором так часто шутила с тетей… но почему-то воспоминания об этом вызывали у нее раздражение, и она знала, что не посмеет спросить себя о причине.
В день званого обеда Джинкс особенно много шалила. Как всегда энергичная, она спрыгнула с третьей ступеньки на коврик и заскользила на нем по всему коридору, с шумом приземлившись у парадной двери. Элейн узнала об этом, только услышав крик. Она прибежала из гостиной, где листала журнал. У Джинкс текла кровь из носа и из раны на голове.
— Джинкс, милая, что ты наделала? — Элейн наклонилась, подняла ее на руки, понесла наверх в спальню и положила на кровать. — Глупый ребенок! Как ты могла такое с собой сделать?