По законам ненависти
Шрифт:
– Должны ли здесь оставаться миротворцы?
– Миротворцы должны завершить свою миссию: урегулировать обстановку, забрать оружие у тех, у кого оно ещё осталось, переселить сербов в Сербию, а потом мы будем поддерживать порядок своими силами.
Сергею совсем не нравились эти формальные ответы, хотя вот ведь проговорился албанец – намекнул на этнические чистки, на «Косово – без сербов», а то, что он не на камеру говорил, Комов сможет и сам воспроизвести, дескать, в приватной беседе один из лидеров АОК формулировал всё немного иначе…
– Какой флаг и гимн будет у Косова?
– Нам незачем что-то изобретать, у нас уже всё есть. Ведь под красным флагом с чёрным орлом мы боролись за нашу свободу. Вот он и будет национальным флагом Косово.
– То есть это флаг УЧКа?
– Да. Гимном тоже может стать одна из патриотических песен Армии освобождения Косова, у вас ведь, кажется, гимном тоже была подобная песня? Вот только слова её я не помню.
Вероятно, албанец имел в виду «Интернационал»…
– В дальнейшем, когда будет поставлен вопрос о том, чтобы мировое сообщество признало нашу независимость, – продолжал Хаджиу, – нам придётся отказаться от атрибутов, которые связаны с Армией освобождения Косова. Такое условие нам поставлено. Но ведь мы можем лишь чуть подретушировать и флаг, и песню, после чего сказать, что это уже не флаг Армии освобождения Косова и не песня учекистов, а наши национальные символы, – албанец точно читал лекцию, эмоции почти не проявлялись на его лице. – Вам такое ретуширование тоже должно быть понятно. Вы ведь жили в Советском Союзе, а там текст гимна несколько раз подправляли. В зависимости от политической конъюнктуры. Кстати, чтобы вы понимали, о чём идет речь, вот вам кассета с патриотическими роликами.
Хаджиу протянул Сергею видеокассету. На упаковке было отпечатано изображение человека в чёрной учекистской форме с автоматом в руках на фоне красного флага с чёрным орлом. Качество печати было отвратительным, а фотография зернистой, как будто обложку для кассеты делали в какой-нибудь пиратской студии, где помимо неё печатали и нелегальные тиражи западных фильмов, актёров озвучивали гнусавыми голосами, а копии фильмов добывали, поставив камеру в паршивеньком кинотеатре. Из-за этого на пленке периодически появляются силуэты встающих со своих кресел людей. Потом пиратские копии развозят по базарным точкам… Но кассету с патриотическими роликами, наверняка, должен был иметь любой албанец, а деньги, вырученные на её продаже, пополняли кассу АОК.
Поблагодарив хозяина, Сергей положил кассету в свою сумку, вот только он не знал, когда же сможет ознакомиться с её содержимым. Кассета была формата VHS, почти в каждом доме есть магнитофон, на котором её можно посмотреть. У Сергея таких было аж три. Один – громадный, совсем старый, купленный на чеки в «Берёзке» ещё в ту пору, когда видео являлось чем-то малодоступным и элитарным. Два других магнитофона были покомпактнее и поновее. Но ведь они находились дома, за тридевять земель от Югославии. А здесь им просто не на чем было смотреть эти ролики. Для камеры применяются кассеты другого формата. Возможно, нужный магнитофон был в порностудии, но Комову совсем не хотелось просматривать албанские патриотические ролики там.
Они проговорили ещё минут пятнадцать. Сергей знал, что Игорь в глубине души уже психует: им ведь ещё надо ехать в Македонию, вдруг к тому времени аккумуляторы сядут, подзарядить их будет негде, и тогда оператор ничего не сможет заснять.
Комов спрашивал о том, как Ибрагим Хаджиу оценивает распад Югославии. Тито ведь удавалось удерживать многонациональную федерацию в единстве. Но албанец опять приводил в пример развал Советского Союза, говорил, что когда рушится тоталитарная система, то подобная государственная структура не может больше существовать…
Этот разговор мог продолжаться часами. Хаджиу виртуозно уходил от ответов на прямые или не нравящиеся ему вопросы, отделывался общими фразами, запас которых был у него, судя по всему, неиссякаем.
– Спасибо, – сказал наконец Сергей.
– Вы довольны? – спросил Галкин, когда они вышли из квартиры и спустились к машине в сопровождении всё тех же охранников. Во время интервью они терпеливо ждали в соседней комнате.
– Сойдёт… – поморщился Комов. Честно говоря, он надеялся, что Ибрагим Хаджиу будет более откровенным.
Они забрали свою машину, попрощались с Галкиным и отправились к македонской границе, до которой от Приштины было километров шестьдесят. По самым пессимистическим подсчётам выходило, что дорога займёт час, плюс какое-то время уйдёт на таможенные формальности, а до вечера они доедут до Скопье.
Македонские визы журналистам предусмотрительно проставили в паспорта, на тот случай, если придётся снимать расквартированных там американских миротворцев. Ну а Радко, который имел сербский паспорт, в Македонию должны были пропустить без всяких виз.
На границе они сильно удивили всех. Сергей видел это по лицам таксистов, которые ждали потенциальных клиентов, сидя либо в своих машинах, либо в придорожном кафе за чашкой кофе и газетой. Их лица вытягивались, головы склонялись – так удобнее было смотреть на номер машины Радко, а тот специально ехал медленно, – никуда он не спешил, ведь они не хотели прорываться через пограничный пост силой. Прохожие тоже останавливались и провожали «мерседес» взглядами.
Наверное, в здешних местах после их визита появится легенда о призрачной машине с белградскими номерами, которая разъезжает по дорогам в ненастье, совсем как «Летучий голландец». Потом, спустя годы, свидетели этих событий будут с пеной у рта доказывать, что они видели, как к пограничному посту подъехала сербская машина.
– И куда же она потом девалась? – ехидно будут спрашивать слушатели-скептики.
– В Македонию, – уверенно ответят очевидцы, а потом добавят ещё что-нибудь совсем уж мистическое, например: – Больше мы её никогда не видели…
Пограничный пост назывался «Check point general Jancovich». На слух фамилия была сербской. Тут же возникал справедливый вопрос – отчего албанцы, когда получили контроль над этим пунктом проверки, не стали его переименовывать? Сергей хотел было выяснить у Радко, кто такой был этот генерал, если он пользуется здесь таким авторитетом, но не успел – они уже въезжали в погранзону.
Подходы к посту были завалены мотками с колючей проволоки, по бокам от шлагбаума высились баррикады из мешков с песком, в них были оставлены узкие бойницы. Судя по тому, как играла там тень со светом, в эти бойницы кто-то постоянно заглядывал.
Пост охраняли испанцы. Смуглые, импульсивные, они буквально изнывали оттого, что им поручили нудную работу – стоять на посту и проверять пересекающие его машины. Лучше бы её дали дотошным немцам, а испанцы в то время, пока немцы будут осматривать машины и изучать документы, попьют вина или погоняют футбол.