По законам Преисподней
Шрифт:
Затем следовал седовласый демон, журча:
– Понимаю, Френки, твою тягу к знаниям. И я рад, что первым делом ты пришла сюда, а не на блины к тетушке Артанис.
Остановившись на верхней ступеньке, Франсуаз ввинтилась в мрамор.
Обняла демона, почавкала в щеку, потрепала юношу между толстых рожек, после чего убедительно разыграла сцену: «Пенелопа провожает Одиссея в поход на Трою, а эта сволочь все никак не уходит».
Родственнички намека не поняли.
– Давно ты не приезжала домой, Френки, – продолжал седовласый демон. – Кажется,
– Да ладно вам, дядюшка, – забубнил тот. – Просто я на солнышке задремал.
Френки в отчаянии посмотрела на меня.
Место родственников в семейном альбоме; но стоит им выбраться оттуда, беды не оберешься. Мир детства не должен встречаться с нами взрослыми, иначе оба рухнут к чертям.
Любите научную фантастику?
Если да, то наверняка знаете: если путешествуешь во времени (слава клубнике с сахаром, я никогда этого не делал), – нельзя дотрагиваться до своего двойника.
Иначе, как говаривал дядюшка Ау, «будит бида».
В реальной жизни правила те же самые.
Вступив во взрослую жизнь, мы надеваем новый наряд, словно на маскераде; но стоит из прошлого вынырнуть папе с мамой, или доброму дедушке, – как вся эта мишура отправляется на корм гоблинам, и мы вновь ведем себя, как малые дети.
Поэтому так неловко, когда маменька приходит к нам в офис, трогает лоб, говорит: «Деточка, не заболел ли ты?», – и прежде, чем мы успеваем сбежать сквозь мусоропровод, вставляет анальный градусник.
Франсуаз не хотела, чтобы здесь, на мраморной лестнице, столкнулись маленькая домашняя Френки и ловкая, безжалостная убийца, которая живет лишь затем, чтобы вспарывать людям горла.
Ну и ради секса, конечно.
Я не собирался подставлять ее.
Никогда нельзя предавать своих близких в том, что для них действительно важно; иначе не получится ими вертеть.
Поэтому я сделал вид, будто ее не знаю, и стал с интересом читать объявление для студентов. Оно гласило:
Последние слова были подчеркнуты трижды.
– Вот ведь сволочи, – бормотал юный студиозус, в больших очках с астигматикой. – Зачем я их тогда покупал?
Сорвал объявление и засунул в карман.
На его месте сразу выросло новое, – удобное заклинание, экономит много времени и карандашей.
Френки поняла, что родственники сами не рассосутся.
Из-за угла как раз появилось ландо; девушка поднесла было палец ко рту, чтобы разухабисто свистнуть, – когда я услышал это в первый раз, у меня едва уши не отвалились, – но вовремя вспомнила, что домашние девочки суют пальчики только в носик; поэтому лишь помахала ладошкой.
Экипаж остановился, и Франсуаз потарабанила к нему родственников, чтобы скорей утокмачить и спровадить домой.
Объявление было слишком коротким, другого рядом не оказалось.
Я пытался читать его задом наперед, но понимал, что все равно выгляжу глупо.
Надо было сразу уйти; я развернулся, чтобы шмыгнуть в библиотеку и спрятаться там между книгами о морковке.
Однако в этот момент, седовласый демон остановился и обернулся ко мне, сверкнув крупными зубами.
– Френки, – произнес он. – Девочка моя. Познакомь нас со своим спутником.
Я был озадачен, как если бы иллюстрация в книге вдруг ожила, и велела мне не мять страницы.
– Да, да, – чуть ли не прыгал Джоуи. – Почему бы тебе нас не познакомить?
Франсуаз надулась и покраснела.
Такой смущенной я видел ее лишь однажды; когда Френки узнала, что хумидор – это вовсе не помесь помидора и хомячка.
– Это мой дядюшка Николас, – сказала она, и седовласый демон пожал мне руку. – А это мой кузен Джоуи.
Человек шел по мангровому болоту.
Призрачный плащ, сотканный из дуновений тумана, стелился по холодной земле. Там, где полы его окунались в воду, – медленно расплывалась зеленая, ядовитая взвесь, убивавшая все живое. Никли побеги гномьего желтоцвета, вяли кувшинки, серым песком рассыпалась райская люмницера.
Магический жезл, отлитый из мифрильного сталагмита, сверкал в руке незнакомца.
Непросто найти такой; гномы-скауты проводят долгие годы, спускаясь порой на самую глубину катакомб Ронкадера, – и одна заготовка для волшебного скипетра, даже очень маленькая, стоит дороже, чем летающий замок.
Ледяное сияние, словно проклятая душа, дрожало в наконечнике жезла. То таяло, погружая во тьму мангровое болото, то разгоралось вновь, бросая яркие всполохи на лицо незнакомца. Несколько рун бежали вдоль рукояти, слагаясь во фразу, прочесть которую можно было на шести языках; – и каждый раз волшебные символы слагались в особое заклинание.
– Это здесь…
Незнакомец замер.
Его рука коснулась скорченного, холодного мангра.
С пояса, сделанного из кожи оборотня, странник снял небольшой мешочек. Вынул горсть прозрачного порошка, и бросил перед собой. Неясное облако заклубилось перед его глазами, и незнакомец увидел дверь.
Дубовая створка медленно распахнулась, и в ее скрипе он слышал голоса тех, кого когда-то убил, – и тех, убить кого еще предстояло. Человек шагнул в низкий, темный проем, опуская голову, – и тяжелые двери сомкнулись за ним.
Переступив порог, он оказался в лавке волшебника. На старых, покосившихся полках стояли древние книги. В ящиках из гномьего дуба теснились свитки, скрученные так туго, что магия, заключенная в них, вот-вот грозила взорваться.
Из многих томов, тонкой струйкой, текла горячая кровь; хозяину приходилось подставлять серебряные кувшины, чтобы не пачкать пол. Порой попадались полки, где ничего нельзя было разглядеть, – лишь серый туман, в котором сверкали алые отблески.