По законам Преисподней
Шрифт:
Впрочем, Френки не ищет легких решений.
– Но мы же едем вместе, – пояснила она.
– Нет, – возразил я.
Двери открылись.
Появилась ящерка-проводница, в белой накрахмаленной форме. Перед собой она толкала тележку со сладостями и закусками. На голове сверкала пилотка, повернутая чуть влево, – это значило, что малышка согласится скрасить вам путешествие, и не только чтением вслух Бодлера.
– Будете чаю, ченселлор?
– Конечно, – сразу же согласилась Френки, хотя ее не спрашивали.
Она
Многие думают, что причиной тому форма, которую придал булке затейник-повар. Однако на самом деле, всему виной особые травы; их срезают на кладбищах, сушат и добавляют в тесто. Они придают выпечке то чувство, которое испытывал покойник за минуту до смерти.
Шеренгой, словно солдаты перед расстрелом, стояли бутылки с орко-колой, – легкая, классическая, и со вкусом выбитых у тебя зубов.
Рядом шуршали конфеты в фольге; причем фольгу следовало проглотить, а конфету размазать по лицу или подбородку, – тогда до конца для вам не захочется есть, а утром выпадут волосы, и вместо них вырастут иглы дикобраза.
Френки взяла три сэндвича, самовар, поправила проводнице пилотку, и щедро дала на чай.
Ящерка озадаченно поглядела на себя в зеркало, разгадывая значение жеста.
– Вы хотите сделать это прямо сейчас? – спросила она, расстегивая пуговицы на блузке. – Или подождем, пока поезд тронется?
– Подождем, – поспешно ответил я, выталкивая девицу за дверь.
А Френки-то, оказывается, никогда не ездила на Восточном Экспрессе.
– Так что ты здесь делаешь? – спросил я, беря сэндвич с тарелки.
– Я не могу приехать в Верхний мир без зверюшки, – возмутилась девушка.
Смущенно хихикнула.
– Ну, мы так называем тех, кто дает нам души. Без обид, да? Короче, если заявлюсь там одна, все подумают, будто я тебе заплатила. А это аццтой.
– Ты хотела сказать «моветон», – уточнил я.
Френки на миг задумалась, и я понял, что она спешно пролистывает в голове «Краткую энциклопедию длинных слов», которую купила на днях в Карадаг-Арайде.
Это заклинание, которое действует шесть часов. В память вам загружаются тысячи статей текста, – а чтобы найти нужную, надо листать страницы, как и в обычной книге.
В Даркмуре мы тренировались, создавая руны с такими чарами. Поэтому я хорошо знаю, каких слов там нет, и говорю Френки именно их.
– Не хотела, – обиделась Франсуаз, не найдя «моветона». – А ты почему на поезде?
– Я же ченселлор, – возразил я. – И возвращаюсь домой после окончания Поиска. Это торжественный момент, Френки; меня будут встречать легаты Синедриона, волшебники из Черного Круга, придут мои профессора из Даркмура… Знаешь, наверное тебе лучше выйти раньше на остановку.
Шуршащий водоворот песка взмыл перед нами.
Признаюсь, я не очень люблю самум, – да и вы бы не полюбили, будь у вас уши такой же формы.
Тонкая музыка флейты наполнила комнату, ей вторили зурна и триал. Крохотные песчинки складывались в строки стихов, и тут же рассыпались, напоминая о бренности бытия.
Падшие джинны, закованные в астральные кандалы, дни и ночи сочиняют поэмы о любви и бессмертии, – лишь затем, чтобы их строки явились в водовороте заклятия.
По мне, вирши в этот раз выпали так себе, но я был пристрастен, – ведь это в мою комнату мусора намели.
– Здравствуй, о прекрасная Франсуаза, – раздался голос.
В волнах вечно спешащего песка, стоял степной орк с посохом в руке.
С его широких плеч ниспадал бархатный плащ; под ним, переливался алый пирахан, – рубашка, украшенная золотом, и в первый миг глаз не мог различить, что соткана она не из шелка, а из звенящих потоков крови.
Жезл был отлит из чистого мифрила, и слегка искрился, не в силах сдержать бьющую через край энергию колдовского металла.
– Да сияют звезды над твоей головой, прекрасная Франсуаза, – произнес орк.
Демонесса гибко поднялась на ноги.
– Да пребудет с тобой Призрачная дева песков, – отвечала она. – Как дела в Ущелье?
– Прекрасно, слава богам, – отвечал орк. – Каждый месяц, на исходе Древней луны, мы собираемся у Радужного фонтана, и празднуем, вспоминая день нашего освобождения. Знаешь ли ты, мой остроухий друг…
Это было явно ко мне.
– Что за великий подвиг совершила эта прекрасная дочь Геенны?
«Обслужила вас всех за одну ночь?» – хотел предположить я, но решил не портить момента.
Скажу потом.
– Три года назад, – продолжал степной орк, – султан Харубей…
Я поднял руку, и слова орка затихли.
Сам он этого не понимал; его губы двигались, в глазах бушевал огонь, а мохнатые лапы безумно месили воздух.
– Дай угадаю, Френки, – произнес я. – Ты опять кого-то спасала?
– Это же мирные крестьяне, – возмутилась девушка. – Простые, хорошие люди. Ну, то есть, орки. Дэв пустыни обратил их в рабство, и…
– Все любят рабство, – возразил я.
Провел в воздухе ладонью, и слова Ормузда снова обрели плоть.
– … День превратился в ночь, и небо окрасилось кровью. Я до сих пор слышу крики умирающих. Харадруиды творили черные заклинания, но ни один…
Пришлось снова взмахнуть рукой, чтобы он замолчал.
– Рабство – основа разума, совести и свободы, – заметил я. – Разница только в том, что благородный эльф сам выбирает идеалы, которым будет служить. А низкий человек кланяется любому, кто рыкнет погромче.