По закону – привет почтальону

Мориц Юнна Петровна

* * *

В моём-то возрасте мужчинаДавно играет бородой,И всякая его морщинаВ бородке спрятана седой.Седую выкрасить бородкуОн может в разные цвета,Изобразить усами лодкуИ спрятать дряхлые места.А я с лицом гуляю голым,Без никакой там бороды, —Усов примочкой и приколомНе пряча древности следы.В таком живу я голом видеИ нечто голое пишу, —За это на меня в обидеПрогресс, курящий анашу.

КАРМЕНДочь

отпетых бродяг,Голым задом свистевших вдогонку жандарму!Твой гранатовый мракЛихорадит галёрку, барак и казарму!Бред голодных детей,Двух подростков, ночующих в роще лимонной!Кастаньеты костейНаплясали твой ритм под луною зелёной!Лишних, проклятых ртовДармовой поцелуй на бесплатном ночлеге!Смак отборных сортов —Тех, кто выжил, не выклянчив место в ковчеге.Твой наряд был готов,Когда голое слово отжало из губкиГолый пламень цветов, голый камень веков,Твои голые юбки!Вот как, вот как стучатЗубы голого смысла в твоих кастаньетах, —Дочь голодных волчат,Догола нищетой и любовью раздетых!Вот как воет и ржетГолый бубен в ладони чернильной!Вот как голый сюжетЗатрещал на груди твоей, голой и сильной!Так расслабим шнурокНа корсете классической схемы,Чтоб гулял ветерокВариаций на вечные темы!

ТОЛКАЮЩАЯ ЛОДКИТолкающая лодки,Красавица моя,Глаза её – две лодки,Уста её – ладья.Один, я знаю, парень,Ударенный волной,По гроб ей благодаренИ верен ей одной, —Толкающую лодкиОн видел только раз,И целовал он лодкиЕё солёных глаз,Когда разбился в щепки,Но где-то высокоЛадони дивной лепкиНесли его легко,Ладони – крепче водки,Ладони – глубже дна.Толкающая лодки —Такая вот она!..

* * *

В кинолентах европейской классикиЗвёзды курят нервно и красиво,Там с ветвей давно стекают часики,Чей товар безумье оросило.Мы глядим на то великолепие,Как на волю смотрят малолетки,Ненавидя жёстче и свирепееРодственников, парту и отметки.Век пройдёт, тысячелетье кончится,Возвращаться в эту кинопытку —Просто счастье, и курить так хочется,Из Европы выйдя за калитку!..

* * *

Но главное – не думать ни о чём,Найти такую славную контору,Такую делать славную работу,Такие делать славные покупки,Смотреть такое славное кино,Такое чтиво славное глотать,Такие вкусы славные развить,В такое славное стремиться окруженье,Такую славную улыбку завести,Такие уши славные развесить,А на ушах такую славную лапшу,Такой мозги запудрить славной пудрой,В такой вписаться славный поворот,В такую славную струю вписаться плавно,Так славно плыть по славному теченью,Найти такую славную возможность,Такое славное стеченье обстоятельств,Чтоб главное – не думать ни о чём,Не думать ни о чём таком, что можетХоть отдалённо навести на мыслиО механизмах колоссальной силы,О грандиозных средствах и затратах —На то, чтобы не думать ни о чём,Не думать ни о чём таком!.. ЗаклеитьТакими славными обоями в цветочекСвои мозги – и ни о чём не думать,И с нами Бог, и все идите к чёрту,Но главное – не думать ни о чём…

* * *

Они Ахматову надули,Ей показав четыре дули,И ездят, как хулиганьё,На крыше имени её.Ахматова – «ху воз грэйт лэди» —Их транспорт к славе и победе,На ужине и на обеде,Который в их даётся честь.И можно запросто прочестьАнглийский текст об этом бреде,Где окружает их «грэйт лэди»,Посмертно источая лесть.Но это классика и есть!..Как Шишкин и «его медведи». ГЛАВНАЯ

ХАЛВА«Дорогие и уважаемые собратья! Я был оченьдоволен, что Нобелевская премия не была мнеприсуждена…»Лев ТолстойЧтоб Нобелевской премии добиться,Не надо становиться Львом Толстым,Который был в политике тупицаИ дух её не почитал святым.Была ему та премия желанна,Но у него не тот был инструмент,Не те фанаты, связи, чувство плана,Диктующего, как ловить момент.С тех пор вполне решили справедливо,Что Нобелевка – главная халва,Её дают по воле коллектива,Который выбрал не Толстого Льва,Не выбрал, то есть, даже Льва Толстого,Имея право на Большой секретДля маленькой компании густогоТумана …Карта бита, ваших нет!..

* * *

Снится, что я живуЗдесь и сейчас,Глядит на меня сквозь листвуСолнечный глаз,Губы листвы дрожат,Улыбаясь мне…Это письма снегов лежатЗа окном во сне,За окном, плывущим, летящимНа узел связи,Где лиственны письма к спящимВ европах азий.

* * *

Титаник утонул, а всё плывёт, плывёт…В титане – кипяток, на палубе – веселье,Никто там никого на помощь не зовёт,Не хлещет океан в пробоины и щели.Титаник утонул, а всё плывёт, плывёт…Его непотопляемая слава —Такой обмен веществ и жанра переплёт,Чудовищно свежа их звёздная оправа.Титаник утонул, а всё плывёт, плывёт…Титановая нить пластична и могуча,Она прошила путь, где струнами поёт,Где айсберг не пробьёт паркет благополучья.Титаник утонул, а всё плывёт, плывёт…Там вальсы, там любовь, там льётся свет в посуду.А ты закрой глаза – он виден отовсюду.И строфы катастроф – такой плывущий плод. ЧАЙНИКЧайник, найденный мною на станциимежду рельсами в сорок пятом,изумительно скособоченный, с чёрной ручкойи с пузиком цвета рельсов, —в моём ли он вкусе?.. Ещё бы!Я нашла его в восемь лет,возвращаясь с востока на запад,с тех пор мои вкусы менялись,и я разлюбила многое,но только не этот чайник,живёт который на книжной полке.Нашла ли я в нём себя, —спрашивает профессор общего места,изучающий вкус покупателяи психологию органов творчества.Нашла ли я в этом чайнике,изумительно скособоченном,с пузиком цвета рельсов,нечто зарытое в тайных глубинахмоего подсознания?И почему все другие чайникиоттуда его не вытеснили?А, может быть, он их вытеснили вытеснять продолжает?..Страшным я говорю ему шёпотом:– Чайник, найденный мною на станции,между рельсами, в сорок пятом, —кто мог бы его подбросить ребёнку,едущему с востока на западв дощатом вагоне?Только Ангел!.. Только Ангел-хранительспособен подбросить ребёнку чайникна станции, где дают кипяток.И, если вам ничего такогоникогда не подбросил Ангел…Вы меня понимаете?..Разве можно себя найтине в том, что подбросил Ангел?Он выдыхает: – Да-а-а?..Он выдыхает: – Да-а-а!Я очень вам благода-а-а-рен,вы подбросили мне идею,теперь мне легко найтинаучную литературу,которая подтвержда-а-а-ет,и убежда-а-а-ет, и вынужда-а-а-етпризнать, что – да-а-а!

* * *

Голубой мешочек птицы,Собранный у клюва,Серебрится-золотитсяВ небе стеклодува.А в листве блестят слезницы,Что следят за нами —Композиторами птицыВ облаков панаме.Мы прозрачны, как страницыВ небе стеклодува,Где дыхания границыСобраны у клюва,И звенит мешочек птицыОдухотворённо,Его адрес – дней крупицыВ царстве почтальона.