По закону сломанных ногтей
Шрифт:
— Передайте хозяину, — он протянул ей карточку. — Скажите, я готов обсудить с ним причинённый ущерб.
Официантка растерянно посмотрела на парня в тапках, но карточку взяла.
— Идти сможешь? — он протянул девушке руку, но она боялась к нему прикоснуться и встала сама. — Где твои вещи?
Она растерянно оглянулась, но её опередила официантка. Она протянула водителю сумочку и бежевый плащ, предварительно стряхнув с него осколки.
— Может лучше скорую, — последняя надежда ускользнуть сделала её голос жалобным. — Машина же тоже пострадала. Надо, наверно, аварийных комиссаров
— Каких на хрен комиссаров? — он обогнул её, чтобы открыть дверь машины.
Несмотря на изрядную вогнутость и повреждения, дверь открылась легко. Видимо, поездки уже не избежать.
— Я найду того козла, что меня подрезал. И заставлю его заплатить и за машину, и за кафе, и за твоё лечение. Давай помогу!
Он усадил её на заднее сиденье. А сам осадил сработавшие подушки безопасности и сел за руль.
Вокруг аварии уже собралась толпа зевак, набежавших как муравьи на разлитое варенье. Несколько человек снимали произошедшее на телефон.
— Телефон! — вспомнила она. — Мой телефон! Он лежал на столе.
Но машина уже завелась, и глядя на неё в зеркало заднего вида, он сказал:
— Не переживай, я куплю тебе новый. Твоему, наверняка, каюк.
Телефон было жальче, чем разбитые колени, порванную юбку и сломанный ноготь. Новые гелевые ногти, к слову сказать, тоже обошлись ей недёшево. Но телефон! В нем хранилась вся её жизнь. Её работа, её друзья, её семья. Хорошо, если его подберут работники кафе. Она твёрдо намеривалась потом за ним вернуться. Но вдруг его утащит кто-нибудь из зевак? Эх, ну что она такая тряпка? Она не посмела настаивать, и машина, мягко урча, тронулась с места.
— Тебя как зовут-то?
Его карие глаза в узком зеркале рассматривали её с любопытством.
— Арина, — ответила она. Имя у неё редкое. И он вряд ли его забыл, если знал.
— Мы, случайно, раньше нигде не встречались?
«Значит, забыл!» — сердце разочарованно ухнуло вниз.
— Нет, — уверенно ответила она. — Я бы запомнила.
— Я бы тоже тебя не забыл, — прозвучало многозначительно.
Она опустила голову, чтобы он не видел, как она улыбнулась. Что это было? Неужели он ещё и заигрывает?
— А меня зовут Андрей.
И она чуть не сказала: "Я знаю!"
— Очень приятно!
— Не скажу, чтобы прямо уж «очень», — улыбнулся он. — Но я так рад, что никто серьёзно не пострадал, ты даже не представляешь.
— Не представляю! — сказала она громко, чтобы он наверняка услышал. Но это уже второй раз, когда он её чуть не убил.
Первый раз орудием убийства чуть не стал цветочный горшок, который выпал из окна кабинета физики и приземлился рядом с ней. Всего полметра отделяло её тогда от смерти. С высоты третьего этажа эти несколько килограммов земли в обожжённой керамике могли стать для неё роковыми. Они и стали. Только разбили ей не голову, а сердце. Его светлая шевелюра, что высунулась тогда в окно, конечно, обратила на себя её внимание. Но тогда, в свои шестнадцать, он даже не извинился.
— Упс! — сказал он и смущённо скрылся. И она слышала только громкий смех в несколько голосов.
— Дебилы! — крикнула им Анфиса, подбегая к ней так и стоящей рядом с рассыпанной по асфальту землёй. — Вы чуть человека не убили!
—
— Я знаю его, — сказала ей подруга решительно. — Это Савицкий! Пойду сотру его в порошок.
— Да, ладно, Анфис, — отмахнулась Арина. — Ведь и правда, ничего же не случилось.
И под рассказываемые возмущённым голосом Анфисы подробности от этом "козле" Сове, Арина убирала осколки и сметала землю — следы случайного покушения на её жизнь.
Её подругу все звали Анфиса, и только учителя по настоящему — Анна Фисенко. Её прозвище сложили из полного имени — АнФиса. А Савицкого звали Совой не столько из-за фамилии, сколько из-за больших круглых глаз. Тогда они особенно выделялись на фоне его худого смуглого лица и выгоревшей на солнце длинной чёлки. Сейчас он стригся короче, волосы потемнели, но по-прежнему отказывались ложиться волосок к волоску, из-за чего он казался взъерошенным как воробей-забияка.
— Ты там как? — спросил он участливо.
— Нормально, — ответила она, поёрзав на кожаном сиденье, и сморщилась, почувствовав свои разбитые колени.
— Ты потерпи, тут недалеко. Голова не кружится?
— Нет.
Она слышала, как заиграл его телефон. И слава Богу!
Говорить с ним не хотелось. Она вдруг поняла, что он сломал ей жизнь. Она сохла по нему два года. Ходила как тень по его следам. Караулила после школы, чтобы просто увидеть его. Просто пройти за ним до его дома. Она даже подружилась с девочкой, противной, завистливой и заносчивой, но терпела её потому, что она жила в соседнем с ним подъезде. Чтобы иметь возможность дойти с ним до самого его дома и там свернуть в другой подъезд она терпела её дурной характер. Она поступила в Университет просто потому, что он там учился. А он взял и уехал в другой город.
"Почему ты уехал?!" — хотелось ей крикнуть ему сейчас. И хоть Анфиса узнала, что этому поспособствовали его родители, Арине, пять лет промучившийся на ненавистной ей "Экономике" от этого было не легче.
В приёмном покое ожидаемо многолюдно. Им предложили подождать в очереди. Но Сове видимо, претило любое промедление. Сидение на месте, молчание и любое ожидание — это не для него. Он усадил Арину, ещё в машине предусмотрительно стянувшую с себя испорченные колготки и надевшую плащ, чтобы прикрыть рваную одежду, а сам куда-то убежал. Видимо, с кем-то договаривался. И хоть очередь их почти подошла, всё равно с гордым видом он привёл мускулистого врача, который, минуя пару коридоров, привёл их в свой кабинет.
Врач поливал перекисью её кровоточащие царапины. И жидкость пузырилась и больно щипала. Потом он обрабатывал повреждения другой жидкостью, холодной и жёлтой, мазал мазью и крепко бинтовал. И все это время Сова стоял рядом, отвечал на бесконечные звонки, и Арина видела, как задерживался его цепкий взгляд на её обнажённых ногах. Врач даже не просил его выйти, видимо, считая их парой. А Сова и не собирался выходить.
Честно говоря, царапины оказались пустяковыми. Случалось Арине в детстве сбивать колени и посильнее. Но врач честно отработал свой гонорар. И бинтов не пожалел — ноги едва сгибались. Арина с трудом шла и чувствовала себя на собственных ногах как на ходулях.