По запаху крови
Шрифт:
— Морейн — девчонка из королевского замка? И ты тоже попался на колдовской голосок этой наивной дурочки?
— Она не дурочка, просто она еще очень молоденькая, — возразил я обиженно и ревниво спросил: — А кто еще попался, кроме меня?
— Ну, примерно половина всех пастухов в Эринирской долине, — с издевкой ответила дриада. — Да ты не волнуйся, принц Серасаф стережет ее невинность, как самое большое сокровище Эринира. Но для чего ты разбудил меня? Что я могу сделать?
— Околдуй, зачаруй, запутай ее душу в наших лесах и подари мне, — проговорил я жарко, чувствуя, как проступает озноб. Пили-пала смеялась, раскачиваясь на
— Тебе легче соблазнить меня, молодой волк, чем эту маленькую ледышку из королевского замка, — сказала она, смеясь, и шлепнула меня по щеке легкой ладонью.
— Кажется, в этом меня уже опередил мой друг Мэл, — буркнул я, несколько озадаченный ее вольным поведением.
Она расхохоталась еще громче. Я схватил ее за руку сдернул вниз с ветки, она взвизгнула и прекратила хохотать. Потом уселась рядом и сказала:
— Посмотри на небо, волк! Ты видишь, какие изумительные звезды? Ты слышишь, как завывает ветер? Дикая Охота несется по Эринирскому лесу. Старая Беда уже разожгла в очаге вещий огонь. Твоя глупая девчонка уже сгубила свою душу. Не следуй за ней, иначе пропадешь и ты.
Внезапно она, прижавшись ко мне своим тонким холодным телом, серьезно и страстно прошептала:
— Послушай моего совета, благоразумный волк! Не ищи счастья там, где его нет, не пытайся обмануть звезды, не губи свою душу и никогда не буди спящих дриад.
Пили-пала исчезла, а я остался сидеть в тишине под ее деревом и всматриваться в звезды.
Эта была одна из тех редких, потрясающих ночей, в которые рождается надежда и, расцветал, наполняет сердце теплым, светлым чувством печали. В такие ночи открываются холмы и вырывается в наш мир Дикая Охота. Всадники на белых конях и белые собаки проносятся со свистом, визгом и лаем, пугая спящих людей своим гомоном. Они несутся, как ветер, по зеленым лугам, поднимал магический вихрь, в котором друиды пытаются черпать силу. Это была колдовская ночь, когда звезды заводят на небе свои таинственные хороводы, обманывают и обещают исполнить самые сокровенные желания.
Теперь моя жизнь потекла дальше под звездой по имени Морейн. Я засыпал с ее именем на устах и просыпался благословляя день, позволивший мне думать о ней. И, конечно, я зачастил в Эринирскую долину. По пути я всегда подходил к источнику и шептал:
— Сень, помоги мне!
Она смеялась, брызгая на меня водой:
— Чем же я могу помочь тебе, молодой любовник? Разве что умыть твою чумазую физиономию, чтобы ты не испугал свою возлюбленную?
Этот лес был их владением, и я заходил сюда без спросу, подглядывая за сокровенными тайнами эринирской жизни, Я порой завидовал изящному юноше, для которого Морейн так самозабвенно танцевала и пела, с которым делилась своими нехитрыми девичьими секретами и без конца смеялась, наполняя лес звоном нежного голоска-колокольчика. Перед возвращением в замок Серасаф отчаянно пытался придать благопристойный вид своей сестре, заставляя ее мыть в ручье ноги и обуваться, вытаскивал травинки и сухие листья из ее волос.
Благодаря моему умению быть незаметным под сенью леса я мог безнаказанно следовать за ней, слышать ее речи, видеть ее действия, и вскоре я знал о своей возлюбленной почти все. Но я вовсе не стремился быть невидимым. Я приходил на опушку леса, стоял, прислонившись к дереву, жевал
В один из дождливых летних дней я наблюдал из-за деревьев, как Морейн, разувшись, танцевала под струями воды, утопая босыми ногами в грязи, а ее брат восхищенно кружил вокруг нее.
— Если этот златокудрый витязь, которым ты бредишь, не будет носить тебя на руках, я вызову его на поединок.
Морейн даже подпрыгнула от восторга, услышав, что брат заговорил с ней на любимую тему.
— Я же говорила тебе, у него не кудри, а прямые волосы. 33
— Тем более, — ответил Серасаф и рассмеялся.
Морейн возмущенно бросилась на него с кулаками. И зачем она только поддерживает этот разговор, разве не знает, что у брата это просто повод для насмешек. Где же ему понять ее восторженную натуру.
Я уже был наслышан о предсказании старой Веды и о наивной влюбленности Морейн в того, кто промелькнул в ее воображении. Меня это особенно не смущало, я верил в свою звезду и думал, что буду счастлив. Я не торопил время, желая дать Морейн возможность привыкнуть ко мне. Я надеялся вызвать симпатию у своей возлюбленной, но, на крайний случай, у нашего племени был обычай похищать девушку, не пожелавшую добровольно разделить любовь волка. Конечно, происхождение принцессы все осложняло, но и это не остановило бы меня.
Не знаю, почему однажды я решил выйти из своего укрытия. Серасаф метнулся ко мне, направив на меня свое копье. Я был безоружен, не считая заткнутого за пояс ножа, и от неожиданности попятился. Но Морейн, схватившись за копье, отвела его от моей груди.
— Не надо, Серасаф, он не враг, — сказала Морейн брату.
Подобрав в траве туфли сестры, Серасаф взял принцессу за локоть и потащил ее в сторону замка.
— Где ты только находишь таких приятелей-оборванцев? — недовольно процедил молодой принц.
Морейн принялась меня защищать:
— Не говори так про моих друзей.
— Что, златокудрый красавец уже позабыт? — спросил Серасаф насмешливо.
Морейн вцепилась в брата и с опаской оглянулась на меня.
Много ли нужно влюбленному, чтобы сделать желанные выводы? Наивная болтовня, адресованная вовсе не мне, дала мне тем не менее повод совершить все те глупости, которые последовали за этим подслушанным разговором. Утопая в сладких мечтах, я смотрел вслед двум изящным, словно осинки, силуэтам, вдыхая яблоневый аромат и еще не зная, что юношу уже никогда не увижу в этой жизни, а свидание с девушкой произойдет слишком поздно, чтобы можно было что-либо изменить.
В замке их ждало известие: Антилла оказала Эриниру великую честь, пожелав сделать Морейн своей царевной.
Морейн горько плакала. Ей не хотелось покидать родину. Ни бессчетные богатства, ни будущая власть, ни золотые дворцы Антиллы не увлекали ее воображение. Она хотела, как прежде, бродить с Серасафом по лесам и оврагам, встречать холодный рассвет на стенах Эринирского замка, спускаться с Ведой к туманным топям за таинственными травами. Увезти ее с родной земли все равно, что вырвать сердце. Но отец был непреклонен. Его холодные глаза равнодушно скользнули по заплаканному лицу дочери. Потом Серасаф пытался объясниться с Морейн за него.