По живому
Шрифт:
Он долго мылся, пока не кончилась горячая вода, потом насухо обтерся и вылез из ванны. Над раковиной висело запотевшее зеркало. Фрэнки хотел было приступить к бритью, но решил, что сейчас самое время одеться. Намотав по-мужски полотенце на бедра, он вышел из ванны и направился в комнату; он смутно ощущал, что ему надо туда, только там он сможет начать все заново, и это новое будет правильным. А сейчас раскалывается голова и время от времени к горлу подступает тошнота.
В спальне он сел на матрац, рядом на полу лежала куча мятой
Вскоре исчезла головная боль, он почувствовал себя спокойнее, не так часто тошнило, он развязал полотенце и стал подыскивать себе одежду. У стены стоял комод, рядом шкаф — оттуда пахло чем-то сладким и сигаретами. Фрэнки прошелся по вешалкам: платья, жакетки, блузки, юбки; на полу: туфельки, сандалии с завязками; с крючков свисали шляпки — совершенно ничего, что можно надеть мужчине. Наконец в углу он обнаружил пиджак в елочку и брюки, из комода достал мужские трусы, мятую рубашку с воротником на пуговицах — сел на кровать и все это надел.
Трусы были окей, а вот все остальное — трудно сказать. Пиджак и рубашка висели как морские водоросли, а когда он встал, брюки свалились. Рассердившись, он стащил все с себя и уставился на шкаф и комод как на врагов. Спустя какое-то время снова принялся искать.
На самом дне ящика в шкафу он нашел изношенные джинсы. Отвороты уже пообтрепались, коленки порвались. Зато было как раз. И даже то, что одежка мятая, казалось, ему шло. Подтянув джинсы к талии и застегнув молнию, Фрэнки впервые почувствовал: это то что надо. В другом ящике обнаружил выцветшую безрукавку с какой-то надписью и рисунком, что именно, не обратил внимания. Она висела свободно, мешком, скрывая неприятно женственные изгибы тела.
Он еще раз глотнул из почти пустой бутылки, удивляясь, откуда к этой пузатой у него такая страсть. Дрожь немного унялась, да и в голове стало яснее. Влив в горло последние капли, он бросил бутылку на матрац. Вот теперь, подкрепившись, он готов встретиться с тем человеком.
Человек по-прежнему сидел в кухне — ноги на столе, в руках газета. При появлении Фрэнки он скосил глаза.
— Ну что, тебе лучше?
Фрэнки уселся на стул — по-деловому, но с опаской. — Нам нужно поговорить.
— Я думал, ты терпеть не можешь эту рубашку.
Фрэнки опустил глаза. На рубашке человек в лодке удил рыбу. На скрытом под водой крючке сидела русалка, обвив крючок хвостом. Над головой рыбака висела фраза "Ушел ловить" с перечеркнутыми буквами и подписанными новыми, так что получилось: "Ушел любить". А под хвостом русалки в скобках другая фраза: "Если ловится всякая рыбка, значит — классная наживка." Какая наживка, непонятно: крючок совершенно чистый.
— А крючок-то пустой, — заметил Терри, ухмыляясь. — Заманивает то, что выбор безграничен… Ну конечно, это было еще до того как мы познакомились.
— Я не тот человек, за кого ты меня принимаешь.
Он широко улыбнулся. — Раньше ты носила в клетку, ты об этом?
— Я не Фрэнки, как ты меня все время называешь. Я вообще не женщина.
Терри погрозил пальцем. — Плохо начинаешь, Фрэнки.
— Я не Фрэнки. — Несмотря на алкоголь, или из-за алкоголя, Фрэнки разволновался и, облокотившись на стол, выкрикнул: — Я мужчина.
Терри вздрогнул: в голосе звучала угроза. Ему вдруг захотелось зарыться в газету, но он опасался, что это только разозлит Фрэнки. — Почему ты настаиваешь на том, чего никак не может быть? Это же ложь.
— Я настаиваю, потому что это правда. Со мной что-то произошло. Я только не знаю что, не знаю как это случилось. Я не помню ничего, что было со мной до этого утра.
— До этого утра ты напилась до чертиков, напилась так, что у тебя мозги съехали набекрень.
— Напилась?.. Фрэнки призадумался. — Я не помню, чтобы мне нравилось напиваться, — сказал он, силясь хоть что-нибудь вспомнить из прошлого. — Но только что… там… мне показалось… выпить — это так естественно, как бы само собой разумеется.
— Ты пьяница, бэби. Алкоголичка. У твоего тела одна только страсть — бутылка.
— Но это не мое тело. В нем кто-то еще живет… Она.
Терри хлопнул газетой по столу. — Какого черта, Фрэнки? О чем это мы говорим?
— Я не знаю. Я… ты… это место. Я ничего не понимаю.
— Что еще скажешь?
— Это тело не мое…
— Ну конечно. Сразу же видно, что ты мужик.
У Фрэнки перекосилось лицо. — Ты смеешься надо мной, да?
— Мне совсем не смешно. Я сейчас зарыдаю. — И он притворно начал рвать на себе волосы. — Вообще-то разговорчик у нас с тобой не фонтан.
— Это как ночной кошмар.
— О чем это ты говоришь, Фрэнки? Кошмар кончился, разве не так? Довольно с тебя, хватит, натерпелась.
— Я хочу, чтобы он прекратился.
— Тогда хватит меня дергать с этим дерьмом — кто ты, кто ты. Если тебе нужно что-то вычеркнуть из жизни, свои придумки и вычеркивай, а не меня.
— Это совсем не придумки.
— Я — мужчина, — заявил Терри. — Что бы ты мне ни заготовила, я справлюсь.
Фрэнки помотал головой. — Я не понимаю, о чем ты?
Вдруг Терри вскочил, пнул стул и грохнул кулаком по столу. — Слушай меня, Фрэнки. Я говорю об уважении. Я не хочу, чтобы ты меня тыкала в это дерьмо, Фрэнки.
Казалось, он сейчас поднимет стол и швырнет куда-нибудь. Фрэнки съежился, и это его только разозлило. Терри бросил газету на пол, потом схватил тарелку и шваркнул о стену. Осколки рассыпались по полу, а Терри уже бежал к двери.
Фрэнки остался сидеть на стуле — испуганный и ничего не понимающий. Хлопнула дверь, он весь передернулся. Он ждал: может случиться что-нибудь еще. Но текли минуты, и ничего не происходило.