Победа инженера Корсакова
Шрифт:
— Лихач вы! — крикнул Николай шоферу.
— Был я когда-то тихоней, — обиженно сказал шофер, — да Ильичев выдрессировал. Такие скорости, говорит, оставь для извозчиков. Вы бы видели, как он сам машину ведет!
Николай был бы непрочь, чтобы шофер вел машину как извозчик медленно — так медленно, чтобы еще и еще раз подготовить себя к тому, что ему предстояло. Во-первых, Ильичев. Когда Ильичев накануне позвонил ему, он сам неожиданно для себя попросил пропуск на завод, и сразу как бы рукой сняло все его смятение последних дней. Сам еще не понимая почему, он знал, что решение это правильное, что поехать надо было давно. Зайдя к Полякову подписать командировку на завод, он испытал какое-то особое удовольствие, застав
— Ни пуха ни пера вам, — полушутливо, полусерьезно пожелал Марков. И этот намек на известное только им обоим был тоже приятен.
За этими мыслями вставала еще одна — о Тамаре. О встрече с ней, и непременно случайной, где-нибудь в узком проходе цеха, где не разминуться.
Машина неслась, втягивая под колеса серое полотно дороги, и в мягкой тряске неотступно плясали перед ним широко раскрытые глаза с каплями света в зрачках, то ли радостные, то ли недоуменные.
Впечатление быстроты, какого-то иного, ускоренного темпа жизни не исчезло, а усилилось, когда Николай, выйдя из машины, проходил по заводскому двору и дальше — по зданию заводоуправления. Происходило это впечатление не от внешней суеты, мелькания лиц, гудков электрокаров, дрожания земли под ударами паровых молотов. Нет, было ощущение огромного метронома, отстукивающего секунды, причем с каждым ударом этого невидимого маятника что-то создавалось. В движениях, в глазах встречных людей он замечал, что они тоже прислушиваются к этим ударам.
Его сразу провели в кабинет главного конструктора. Ильичев, все в той же кожаной курточке с молниями, стоял за письменным столом, выслушивая какого-то пухлого круглолицего человека, похожего на цыпленка. Посетитель, деловито взмахивая короткими ручками, заваливал стол рулонами чертежей. Ильичев приветливо кивнул Корсакову и снова уставился на хлопотливого посетителя тяжелым взглядом.
— Скажите, вы с кем говорили об этом? — спросил Ильичев.
— Ни с кем, Аркадий Сергеевич, я считаю, что такие вопросы могут быть рассмотрены только вами.
— Так вот, такие вопросы появляются тогда, когда мои подчиненные не могут их решить. — Мягкий, почти нежный голос Ильичева, к удивлению Николая, звучал с жестокой неумолимостью. — Как правило, такие случаи бывают редко. Обратитесь к начальнику технического отдела; если он не решит, пусть приходит ко мне.
Посетитель еще шире раскрыл глаза и окончательно стал похож на цыпленка.
— Я не представлял себе, что вы придерживаетесь таких формальностей.
— Чиновник? — рассмеялся Ильичев. — Сознайтесь, что так подумали. — Он повернулся к Николаю. — Между прочим, если понимать под чиновником человека, строго придерживающегося рамок своих обязанностей, то иногда это не плохо. Зачем я должен отбивать хлеб у технического отдела? Я согласен с теми, кто утверждает, что самый хороший начальник тот, кому нечего делать; немного хуже тот, кто уходит домой в восемь вечера, и совсем плох тот, кто не успевает даже побриться.
Он вышел из-за стола, протянул Николаю руку.
— Здравствуйте, дорогой. Наконец-то вытянул вас. Пойдемте сразу же на сборку, смотреть нашу красавицу.
…«Красавица» возвышалась посредине цеха на бетонном постаменте, в легкой паутине металлических лесов. Повсюду трепетали голубые слепящие огни сварки, визжали сверла, постукивали деревянные киянки. Пахло горячим железом. Николай слыхал от отца, что среди старых металлистов есть мастера, определяющие качества железа по запаху. Мостовой кран, ровно гудя, осторожно спускал огромное колесо с лопастями, похожее на турбинное. Несколько человек, запрокинув головы, напряженно следили за его ходом, показывая крановщику руками — правее, левее, стоп.
К Ильичеву подошел высокий парень в берете, в синем комбинезоне.
— Аркадий Сергеевич, — оказал он, косясь на Николая, — звонили из третьего — забракована головка. Я подозреваю,
— Я знаю, — сказал Ильичев, — они будут ставить бандаж.
— Аркадий Сергеевич, опять лишние килограммы. И сборка мотора задерживается. Они срывают весь график. Это форменный саботаж. Они пользуются тем, что…
— Аника-воин, закрой рот, переведи бригаду на охлаждение и познакомься, — прервал его Ильичев. — Товарищ Корсаков — автор регулятора, Совков — предводитель молодежной бригады сборщиков.
— Вы все шутите, Аркадий Сергеевич, а наши обязательства трещат, — расстроенно сказал Совков, здороваясь с Николаем. — Мы хотели завтра испытать мои крепления, а теперь… — он махнул рукой.
— Трещат? — угрожающе переспросил Ильичев. — Придирался к первому цеху из-за пустяка и заставил помочь сварщикам — выиграл два дня; думаешь, не знаю? Электрики силовую проводку кончили? А ты кричишь, что кабеля нет, а сам тайком поставил их на контрольную.
— Ну, как вам нравится наша «дедуся?» — спросил Совков у Николая, спеша перевести разговор на другую тему.
Ильичев удовлетворенно рассмеялся.
— Да ты покажи ее сначала.
Совков сконфуженно постучал себя пальцем по лбу и, взбежав на лесенку, пригласил их следовать за собою.
— Какое странное прозвище — «дедуся», — сказал Николай.
Ильичев прищурился и, любовно кивая на Совкова, рассказал, что на митинге, перед началом строительства машины комсомольцы заявили: «Дадим ей другую скорость», — вот и пошло сокращенное: «дедус», «дедуся».
Ильичев показывал свою машину с увлечением, не скрывая горделивого восхищения. Он как бы заново переживал еще не остывшие волнения споров, затаенные в каждой незаметной детали, и все, что казалось сейчас таким очевидным и единственно правильным, оказывалось результатом долгих, мучительных поисков. Громадные, неслыханные до сих пор скорости требовали незнакомых для технологии давлений, температур, напряжений, точностей обработки; металлурги варили особые жароупорные стали, механики разработали новые виды подшипников, новую смазку, новые насосы, новые методы исследования вибрации; человеческая мысль оказывалась на таких скоростях слишком медленной, неспособной управлять, — нужна была новая современная автоматика. Сотни, тысячи людей, десятки заводов и лабораторий создавали эту машину, создавали заново, ибо все то, что имелось в мировой технике, становилось устаревшим при переходе на эту новую качественную ступень.
Совков, пользуясь каждой паузой, вставлял в рассказ Ильичева имена своих такелажников, сварщиков, слесарей, и Николай поражался, сколько блестящей выдумки вкладывали в свой труд люди этих профессий, казавшихся ему прежде простыми и бездумными.
Дотрагиваясь до какой-нибудь детали, Ильичев ласково поглаживал ее зеркальную поверхность кончиками пальцев, а Совков по-хозяйски похлопывал кулаком, словно заодно проверяя ее на прочность и подгонку.
— Вот, — сказал он, указывая Николаю на густо закрашенный суриком «приливчик», — здесь будет стоять ваш регулятор.
Николай присел на корточки, осмотрел хорошо знакомое по чертежам место. Здесь он был у себя. Придирчиво проверил соседние приборы, основание, заглянул в каждую щелку. Хотелось представить себе заранее нрав своих соседей — не слишком ли у них высокая температура, а что будет, если лопнет одна из бесчисленных трубок, не зальет ли регулятор… Он забрасывал Ильичева и Совкова вопросами, что-то записывал, опять опускался на колени и все медлил, тянул, жалея покинуть свой уголок. Он сделал несколько замечаний Совкову о расположении питательной сети. Совков начал было спорить, Николай настаивал, ссылаясь на инструкцию. Совков оглянулся на Ильичева и, увидав непроницаемо-холодное выражение его лица, неохотно поставил мелом крест сбоку от «приливчика», нещадно ругая вполголоса какого-то арапа Петра Великого.