Победа разума
Шрифт:
– Слесарим.
– Хорошее дело. Ну, говори, с чем пришел? Никак гостинцы нам из города привез?
– Да вы садитесь, тетя Маша, вот сюда за стол.
– Ты это чего? – удивилась она, однако села.
– Вот, от Дуни.
Тетя Маша развернула пакет и замерла с запиской в руке.
– Почерк Дунин. Господи, значит жива. Только чего это она Дашей-то назвалась. Завсегда Дунькой была. И ни тебе мама, ни тебе папа, ни здрасьте, ни до свидания. Это точно от нее? Ты не врешь?
– Тетя Маша!
– Ты где ее встретил-то? В городе? Чего сама-то не явилась? Ну как там она?
– В
А перед его взором всплыла Даша. Она поворачивается и говорит:
«Смотри, как новенькая».
– В порядке она.
Тетя Маша поморщилась:
– Опять сердце прихватило. Сема, подай-ка капли… там, на полке.
Выпив капли, она еще долго внимательно изучала записку.
– Как она туда попала-то? Чем занимается? Да ты говори, Сема, не молчи.
– Да не успели мы толком поговорить, спешила она.
– Вечно она куда-то спешит. Вот и допрыгалась – тетя Маша встала – Ты, когда ее встретил, сгреб бы в охапку и притащил сюда, дуру-то нашу. Ведь нравился ты ей. Я знаю. Она, бывало, говорит мне… да что там вспоминать.
Тетя Маша махнула рукой и вдруг уткнувшись Семену в плечо заплакала.
– Тетя Маша, ну что вы, да вы сядьте. Говорю, она в порядке.
И вспомнил: беспомощная Даша лежит на его кровати и слабым срывающимся голосом говорит:
«Надо осмотреть…все цело?…»
– Тетя Маша, я обещаю, когда встречу ее в следующий раз, обязательно доставлю ее сюда.
– Вот увижу нашу дуреху, тогда и помру. Я и место для могилки уже присмотрела: у излучины, на косогоре. Оттуда вся деревня видна как на ладони.
– Тетя Маша! Что вы такое говорите!
– Да устала я, Сема, ой, как устала. Смерть ведь тоже дело житейское, от нее не убежишь. Господи, что же я с такими деньжищами-то делать буду? А может, самогончику выпьешь? Мой два раза перегнал, настоял на зверобое. А то как-то не по-людски получается.
– Нет, нет, что я приехал на родину самогон пить?
– Ну ладно, ладно. Ох, какой строгий стал. Весь в отца
– Побегу я, тетя Маша.
– Беги, беги соколик.
В городе Сема бывал на улице только короткими перебежками между школой, домом и работой. После работы начиналась гонка: в магазин – что-нибудь купить поесть, быстро домой – перекусить и – за уроки, или – бегом в школу. Погода весной переменчива – то холодно, то жарко, то солнце светит слишком ярко. Каждый день думать о том, что одеть – это уж слишком. И Семен предпочитал носить кожаное полупальто, Дашин подарок, как он его называл. Оно было легким, удобным, не промокало. Было у него еще одно удивительное свойство: в жару в нем было прохладно, а в холод – тепло, ну колдовство, да и только. Сама Даша не объявлялась, а где ее искать, Семен не имел ни малейшего понятия.
Однажды на улице кто-то схватил его за руку. Обернувшись, Семен увидел прислонившегося спиной к стене рослого молодого парня на вид лет 20-ти.
– Слушай…я тебя знаю? – сказал он заплетающимся голосом с сильным акцентом. И, так как Семен молчал, продолжил – Не то… ты меня знаешь? … Ну, ты же наш?
Парень был с ног до головы перепачкан в глине. Местами глина стала подсыхать, оставляя на одежде светлые
– Что, признал? – с надеждой спросил он.
– Что-то не припоминаю. – Семену пришла в голову шальная мысль – Ты Дашу Савельеву знаешь?
– Дашку? Савельеву? А то! Ты, значит, знай Дашку и молчишь, сынов сук…слушай… я понятно сказал? Этот язык… я не могу… а линг весь забит грязью и не фурукчет.
– В общем, понятно. Пошли ко мне, там отмоешься.
Придя домой, Семен отправил гостя в ванную, а сам стал жарить пельмени. Жареные пельмени, – обычная еда холостяков. Когда незнакомец вышел из ванной, он выглядел весьма прилично, двигался уверенно, язык у него не заплетался и акцент полностью исчез. Видимо он прочистил свой таинственный линг.
– Посмотрим, что там у нас заготовлено…
Гость вытащил из внутреннего кармана полупальто бутылку емкостью не меньше литра.
– Тауриканский – ласково сказал он.
Семен с интересом взглянул на бутылку.
– Вино?
– Обижаешь, ром, лучший в мире. Я вижу, ты давно не был в Таурикии. А там сейчас открыли новый шалман. Нет, это надо видеть своими глазами. Допьем, и можно будет туда махнуть. Тебе надо догонять, – продолжал он, наливая Семену полный стакан, – а я пока передохну.
Он плеснул себе совсем немножко и пояснил:
– Только, чтобы чокнуться.
Они выпили за знакомство. Напиток был ароматный, очень приятный на вкус и в нем почти не чувствовалось крепости. Потом выпили еще и еще, закусывая жареными пельменями. После третьего стакана Семен сильно захмелел, и было принято решение, что они сравнялись.
Незнакомец сидел за столом, держа на отлете пустую бутылку.
– Готово, можно ехать дальше – бодро сказал он.
Больше Семен ничего не помнил.
Проснулся он, лежа в постели в незнакомом месте. Полупальто и брюки висели рядом с кроватью на стуле. В комнате стоял полумрак. Кроме кровати и стула там был только небольшой столик. Сквозь окно пробивался слабый свет. Голова гудела. Семен сел на кровати и стал одеваться. Костяшки пальцев были в ссадинах как после крупной драки. Вчера они пили с незнакомцем у него дома. Он говорил, что можно махнуть в какой-то шалман, кажется, «Таурикию», который недавно открылся, но это точно не в Заборске. Как же они туда махнули? Он вспомнил, как выбежал за Дашей на лестницу, а ее и след простыл, хотя у нее не было ни ступы, ни метлы. Вспомнилась книжка о том, что в Москве появилась нечистая сила. Так там баба летала на мужике, превратив его в кабана. В кого же превратил его вчерашний гость? Положим, он вчера так набрался, что сам без посторонней помощи превратился в свинью или кабана. Правда, летать при этом мог разве что мордой в грязь. Семен глянул в окно. За окном в предрассветных сумерках громоздились огромные здания самых причудливых форм. Точно не Заборск.