Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов
Шрифт:
Партизан, перехватив мой взгляд, категорически заявил: «Придет время и мы, коммунисты, один из этих портретов уберем». Тогда я не придал значения сказанным словам, хотя подумал о том, как быстро происходят события… Прошло всего три года. Чехи действительно так поступили. Это произошло, когда, с помощью Советского Союза, чешские коммунисты под руководством своего вождя захватили власть в стране.
Первые послевоенные дни
Батальон отвели в резерв. Ждем приказа. Мощные «студебеккеры» надежно упрятаны в фабричных гаражах. Командование заняло роскошную виллу, в ней жил владелец трех текстильных фабрик. Вокруг нее — великолепный парк с красивым
На станции — сборный пункт. Вилла находится на возвышении, и я хорошо вижу все, что происходит на шоссе.
Тысячи немецких военнопленных — офицеры и солдаты двигаются по шоссе к Сливице.
К обеду ситуация меняется. Появляется гражданское население. Поначалу одиночки, затем маленькие группы, которые вскоре превращаются в толпы. Непрерывный живой поток беженцев заполняет шоссе. Ползут телеги с семьями, кто-то тащит за собой маленькие тележки с пожитками, одиночки на велосипедах пытаются пробиться сквозь плотную людскую массу. Большинство — пешком. Люди бредут, еле переставляя ноги, куда глаза глядят. Многие из них обуты в деревянные башмаки. Их стук усиливается, превращаясь в гул. Идут французы, датчане, русские, украинцы, поляки, бельгийцы…
Общая возбужденность возрастает. Одеты люди скверно. Бывшие узники лагерей, а их становится все больше, — в традиционном арестантском одеянии. Поражает разнообразие человеческих типов. В то же время есть одно общее. На одежде у многих нашит так называемый «опознавательный знак», и никто его не срывает. Он позволял нацистам определять, как они должны обращаться со своими рабами.
К вечеру картина на дороге меняется. Вооруженные чехи, с повязками на руках, установили на дороге, вблизи города, заграждение. Они останавливают идущих из города и отбирают у них все подряд. Ну, прямо-таки как у нас в России в семнадцатом.
На следующий день пришли к нам представители местной власти и пригласили в гости. Прямо на площади города был приготовлен роскошный стол. Пили, обнимались, клялись в вечной дружбе. После торжества нас пригласили на вечернее представление труппы французских шансонеток, застрявшей в городе. Хочется побывать, но, увы, ждем приказа.
Вернувшись в батальон, я обратил внимание на еще одну новость на шоссе.
Точно с неба свалились смершевцы, во всем новеньком, с автоматами. Они поставили на шоссе шлагбаум. Взяли под контроль безостановочное людское движение.
Их доставили, как мы узнали, на самолетах, несколько полков прямо из России. Они установили на всех дорогах в советской зоне оккупации так называемые контрольно-пропускные пункты (сокращенно КПП).
Как я заметил, их прежде всего интересовали возвращенцы с нашивкой «Ost».
Для проформы проверяли документы. У кого они тогда были? Проверяли, нет ли оружия. Ничего ни у кого не отбирали. Вежливо приглашали продолжать путь следования в машинах, которые постоянно стояли на обочине шоссе. Несколько офицеров, моих товарищей, спустились вниз и подошли к КПП.
«Куда вы везете людей?» — спросил кто-то из нас у старшего смершевца. Он спокойно ответил: «Мы ни от кого не скрываем. Американцы и англичане в своих зонах организуют лагеря для перемещенных лиц. Мы тоже занялись этим. Хотим помочь советским гражданам, угнанным в неволю, вернуться домой, на Родину».
То была правда, но не полная, о чем я расскажу позже. Очень скоро стало известно, что на огромной территории, занятой советскими войсками, буквально за несколько недель после окончания войны в советской оккупационной зоне в Германии было создано более ста так называемых фильтрационных лагерей. В них свозили тысячи мужчин и женщин, угнанных нацистами из оккупированных ими советских городов и сел на подневольный труд в Германию. Существовала сверхзадача, о которой тогда не говорили, но замысел ее стал понятен позже: не допустить массового бегства бывших советских людей на Запад.
Когда мы собирались покинуть шоссе, внезапно на наших глазах произошла сцена, о которой нельзя не рассказать. Смершевцы остановили мужчину и женщину. Они шли, держа друг друга за руки. Мужчина оказался французом лет тридцати, худым, невысоким, на голову ниже, чем его, крепко сбитая, спутница со следами былой красоты на лице. В их глазах, в которых несколько минут назад светились ослепительные огоньки, сразу же появился дикий испуг.
Ни француз, ни женщина с нашивкой на платье «Ost» не понимали, зачем их остановили, что происходит. В первые минуты француз настолько растерялся, что не смог подобрать несколько слов на русском языке, которые он знал. Потом стал отчаянно сопротивляться, не отпуская от себя женщину. Упал на колени. Обращался к богу: [71]
71
Директивы ставки ВГК «О порядке приема и содержания советских и иностранных военнопленных и гражданского населения, освобожденных от немецкой неволи» № 11086, 11 мая 1945 г. С. Я. Лавренев, И. М. Попов. Крах III Рейха, М.: Аст-Айрель, 2000.С. 572–574.
«Почему Всевышний оказался таким скупым на благодать?» Дал ему всего три дня счастья — быть вместе. Он говорил на французском, немецком, плакал, умолял. Но его не понимали, вернее, не желали понимать, скорее, посмеивались.
Их умело и быстро разъединили. Тогда, неожиданно для всех, француз пошел вслед за русской к машине. Его остановили и объяснили: «Ты — «West», а она — «East». Так что вам в разные стороны». Буквально потерянный, он постоял еще несколько минут, пока машины не скрылись за поворотом, а потом, пошатываясь, поплелся один в сторону Сливице. Он не мог понять, почему их разлучили, как ему одному жить дальше? Сможет ли он когда-нибудь разыскать любимую женщину? В молодости мы чаще видим лишь то, что рядом, и, к сожалению, редко задумываемся над тем, что скрывается за ним.
Всех нас взволновало увиденное. Кто-то предложил догнать француза. Когда мы встретились с Франсуа — так звали его, — вот что он рассказал. Познакомились они случайно. Он с группой французских военопленных работал в немецкой автомобильной мастерской, а Таня батрачила недалеко на ферме, у хозяина-немца. Однажды она поймала француза на хозяйском поле, когда он пытался поднять с земли пару засохших морковок. Могла, но не выдала. С тех пор на условленном месте она оставляла для него и его товарищей немного овощей. Чем бы для нее закончилась бы эта «благотворительная» деятельность — трудно представить. В идеальном случае хозяин прилично избил бы ее.
Свобода пришла неожиданно. Три дня они провели вместе в опустевшем хозяйском доме. Три самых счастливых дня в их жизни. Они мечтали о будущем. Франсуа рассказывал ей о Париже, о прелестной матери, которую он боготворил, но уже много лет не видел.
Таня не знала французского, он не владел ее родным языком. Объяснялись они в основном на немецком. А теперь они — свободные люди, и их сердца и чувства отныне принадлежат только им одним. Впрочем, в подобных случаях любовь не нуждается ни в каких грамматических правилах. Франсуа беспомощно, как ребенок, плакал. Он не успокоится, пока не найдет Таню, и обязательно напишет маршалу Сталину. Очень скоро маршал Сталин позаботится о нравственности своих подданных, издав закон, запрещающий вступать в брак с иностранными гражданами.