Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года
Шрифт:
Но это – официальная версия происшедшего. Существует и другая, на мой взгляд, маловероятная, но тем не менее любопытная. Якобы ребёнок родился мёртвым. Якобы верный Бертье незаметно принёс в комнату роженицы сына своего преданного орлоносца, появившегося на свет неделю назад, и подменил младенцев. Сделано это было якобы потому, что наследник нужен был Наполеону немедленно. Он не мог и не хотел ждать. Но верится в это с трудом: так любил император сына, так старался сделать для него всё возможное и невозможное, так тосковал в разлуке.
Все, кто имел доступ во дворец, спешили поздравить счастливого отца. Среди посетителей был и австрийский посол в Париже Карл Филипп
В порыве благодарности счастливый муж и отец вытаскивает из-под ворота мундира булавку, украшенную скарабеем, и преподносит её жене посла: «Этот камень я нашёл в гробницах египетских фараонов. С тех пор всегда носил как талисман. Теперь он ваш, мне он больше не нужен». Он умел предвидеть, этот великий человек… И он был суеверен… Как не почувствовал, что, расставаясь с древним скарабеем, расстаётся с удачей? Ведь скарабея египтяне с незапамятных времён считали символом восходящего солнца, возрождения, счастья. А ещё – символом ученика и его пути к мудрости. Понимаю, это мистика, но, отдав скарабея, Наполеон, уже задумывавшийся о войне с Россией, определёно свернул с пути, ведущего к мудрости.
Да и мальчишеская радость, которую доставляла ему семейная жизнь, сейчас, через двести лет, когда обо всех участниках описываемых событий известно если не всё, то очень многое, вызывает и сочувствие, и недоумение. Что ему в этой пусть и молоденькой, пусть и аппетитной, но невыносимо заурядной бюргерше, хотя и королевского происхождения? Пройдёт совсем немного времени, и она предаст его. Именно это предательство, такое неожиданное, мне кажется, вызовет несвойственные ему уныние и апатию, которые приведут к поражению при Ватерлоо. Он и сам в конце жизни скажет о своей женитьбе: «Это была пропасть, которую мне прикрыли цветами».
В последний раз Наполеон видел Марию Луизу и сына в январе 1814 года, когда отправлялся к своей армии, вынужденной воевать уже на французской земле. Расставание было бурным. Мария Луиза, в отличие от Жозефины, письма писать любила и умела. Она писала мужу едва ли не каждый день. Тема была одна: люблю, тоскую, мечтаю снова быть вместе.
После его поражения отец вынудил её вместе с трёхлетним сыном вернуться в Вену 21 мая 1814 года Мария Луиза въехала в Шёнбрунн. Её приветствовала огромная толпа. «Да здравствует Мария Луиза! Да здравствует Австрия! Долой проклятого корсиканца!» Она понимала, что её насильственное водворение в родительский замок означает только одно: победа коалиции над Наполеоном окончательна, возврата к недавнему прошлому нет. В эти первые дни на родине ей казалось, что счастье её потеряно навсегда. Это ведь те, кто её встречал, думали, что она прожила четыре года с «корсиканским чудовищем» как несчастная пленница. Она-то знала: это были счастливые годы.
Тем не менее совсем скоро начала предавать ещё недавно любимого мужа. Сначала в малом. Но ведь известно: стоит только начать.
А начала она с того, что согласилась поменять императорский герб на своей карете на собственный, герцогский. А вскоре стала появляться в свете, танцевать на балах. Это шокировало не только прибывшую с ней французскую свиту, состоявшую из убеждённых бонапартистов, но и тех австрийцев, которые, вовсе не будучи поклонниками Бонапарта, имели твёрдые представления о нравственных нормах. Её осуждали, но высказаться открыто не осмеливались. Решилась Мария
Нельзя не отдать должное старой королеве обеих Сицилий. Она терпеть не могла Наполеона, хотя и знала, что к жуткой гибели её любимой сестры он не причастен. Достаточно было того, что ей с мужем (Фердинандом IV) дважды приходилось бежать из Неаполя от войск ужасного корсиканца, что он посадил на их законный трон этого выскочку Мюрата и свою интриганку сестру (по странному совпадению её тёзку) Каролину. Но у лишённой трона королевы, дочери великой Марии Терезии, были твёрдые понятия о долге и супружеской верности.
А вот Меттерних был убеждён и убедил своего государя, что Мария Луиза должна остаться в Австрии под опекой отца. Он доказал, что, если короля Рима будет воспитывать на Эльбе Бонапарт, мальчик в недалёком будущем станет претендовать на французский престол. А ведь его при самой деятельной поддержке австрийских властей уже вернули себе Бурбоны… Значит, сын Наполеона сможет стать серьёзной угрозой будущему миру. Император Франц согласился. Беспокоило одно: слишком уж близко Эльба от европейских портов.
Но на том, чтобы предоставить в распоряжение бывшего французского императора Эльбу, а не ссылать его на отдалённые острова, настоял Александр Павлович. Противиться ему не посмели. И это казалось Наполеону и Марии Луизе гарантией того, что разлучить их никто не посмеет. В письмах они называли Эльбу своим «обетованным островом», долгожданной тихой гаванью в награду за беспокойную жизнь.
Эти письма чрезвычайно беспокоили врагов Наполеона. В конце концов их стали перехватывать. Одновременно делали всё возможное, чтобы Мария Луиза изменила мнение о муже. Ей подробно, притом в самых ярких красках, живописали ужасы войны и то зло, которое Наполеон причинил Австрии. Меттерних своё дело знал, но изменить отношение Марии Луизы к ненавистному корсиканцу методами убеждения не удавалось. Что ж, это раздражало, но не пугало: Меттерних понимал, к желанной цели далеко не всегда ведут прямые пути.
Мария Луиза тоже не отказалась от своих планов. Заявив, что ей необходимо поправить здоровье, она отправилась на отдых в Нормандию. На самом деле задумала оттуда поехать в герцогство Пармское, которое русский самодержец щедро пообещал ей в качестве компенсации за потерянный титул императрицы. А от Пармы до Эльбы несравнимо ближе, чем от Вены. Австрийский двор, даже не подозревая о её планах, не одобрял этой поездки, опасаясь недовольства Бурбонов (им вряд ли понравится, что бывшая императрица вновь появится на территории Франции), поэтому было решено, что герцогиня будет путешествовать инкогнито. И 29 июня она под именем графини де Колорно покинула Шёнбрунн, оставив сына на попечение родственников.
Сопровождать и оберегать герцогиню во время путешествия император Франц поручил барону Адаму Альберту фон Нейппергу. Он и был тайным оружием Меттерниха, как оказалось, куда более эффективным, чем любые уговоры.
Барон Клод Франсуа де Меневаль так описывает Нейпперга в своей книге «Наполеон. Годы величия»: «Это был человек немногим более сорока лет, среднего роста, привлекательной наружности. Гусарский мундир, который он обычно носил, в сочетании со светлыми вьющимися волосами придавал ему моложавый вид. Широкая чёрная повязка, скрывавшая пустую глазницу, нисколько его не портила. И единственный глаз смотрел с живостью и необыкновенной проницательностью. Хорошие манеры, учтивость, вкрадчивый голос и разнообразные таланты располагали к нему людей…»