Победитель крыс

Кантор Владимир Карлович

Но тут коты перебили его речь.

— Что же касается тебя, — сказал Степа, — то ты, однако, большой мерзавец. И хватит уже, поговорил. Теперь отвечай на вопросы, если хочешь цел остаться, ведь «большинство котов, — проговорил он голосом Алека, передразнивая его слова в Деревяшке, — имеют отвратительную привычку долго мучить свою жертву прежде, чем расправиться с ней». Где здесь труба?

— Какая труба? — искренно удивился Алек.

— Медная. Не тяни, отвечай быстрее.

— Клянусь, не знаю.

— Ой, берегись!..

— Да он, небось, не знает, — вмешался мрачный кот со зловещей улыбкой на морде. — Откуда ему знать? Ведь он крыс, а не человек. Он уже давно окрысился.

— Думаешь? — переспросил как бы в задумчивости Степа. — Ну тогда и разговор с ним будет другой.

И он вдруг сильно уколол Алека мечом, отнятым

у крыс. Тот, вскрикнув, отскочил, но наткнулся на меч Степиного приятеля. На него было жалко и гадко смотреть. Борис услышал мурлыкающий смех обоих котов, которые веселились, как дети, покалывая Алека остриями мечей то в бок, то в спину, то в грудь, то в бедро, то в шею, то в задницу, а он крутился, визжал от боли, но не решался выскочить из страшного круга и бежать, боясь, что коты его догонят и просто-напросто зарубят. Поэтому он даже пытался подхихикивать заискивающе, надеясь, что коты ограничатся своей жестокой шуткой и не растерзают его. Вот так Степа, вспомнил Борис, играл на даче с пойманными мышами. И Борису все тогда казалось, что он поиграет, помучает, а потом отпустит, но не тут-то было! И сейчас, как он догадался вдруг, произойдет то же самое…

— Отпустите его! Пожалейте! Ведь он же человек! — не выдержал Борис, обращаясь к котам.

— Да нет, он крыса! — отвечал расшалившийся Степа, а его приятель только молча ткнул Алека мечом, так что тот взвизгнул сильнее обычного, но сквозь визги слезы выкрикнул:

— Человек я! Человек!

— Да нет, крыса!

— Челове-ек!

— Крыса!

— Погоди, если ты человек, то должен знать, где труба, — сказал суровым голосом мрачный кот.

Алек судорожно посмотрел по сторонам.

— Ну что делать, если я не знаю! — воскликнул он. — Откуда же я вам возьму эту трубу, если не знаю, где она!

Коты переглянулись в некоторой растерянности. Непонятно было, что делать дальше. Внезапно послышался тихий шорох, они все резко обернулись и увидели выскочившего из-за дальней, составленной из обломков асфальта кучи довольно здорового крыса, теперь удирающего во все лопатки. Степа рванулся было за ним, но остановился, потому что хвост крыса мелькнул в проходе и исчез. Ситуация складывалась невеселая.

— Заигрались! — сказал опомнившийся Степа. А второй кот с садистическим выражением на физиономии просто взмахнул мечом:

— Для начала я его покалечу, — пробормотал он.

Но Алек как-то ухитрился подкатиться прямо к ногам Бориса, обнять их, вцепитья в них («совсем как в Деревяшке, — подумал Борис, — только цель другая»), умоляя о защите, и Борис успел ухватить кота за кисть лапы, в которой тот держал меч.

— Хватит! Спасибо вам, что вы мне помогаете, спасаете, но ведь должна быть и справедливость. Мне неловко вам такое говорить, получается, что я вас осуждаю. А у вас свои обычаи. И не мне в них мешаться. Я не знаю, во сне все происходит или наяву, но похоже и вы этого не знаете. Но кровь я уже видел, и убийство видел, и похоже, что они настоящие. Как же можно убивать человека за то, что он чего-то не знает. Я этого не допущу, — он чувствовал, что голос его грозно растет, становится раскатистым, а сам он тоже стал грозно пухнуть и увеличиваться в размерах, как это бывает во сне, и коты показались маленькими, стоящими где-то внизу, а крошечный Алек глядел на него далеко снизу, глядел совершенно испуганными глазами, цепляясь за его брюки, ползая у самых его подошв, будто он, Борис, был гигантской статуей, наподобие древнеегипетских сфинксов. Но Степа нисколько не смутился. Он подошел, вытянув лапу, похлопал Бориса по животу и сказал:

— Не надувайся, пожалуйста. Зачем же без нужды убивать. У негодяя есть шанс, тот самый последний шанс, о котором он тебе говорил. Если он не покажет трубу, то как только в проходе появятся крысы, я сам его убью… Потому что отсюда нам не убежать. Это и наш последний шанс.

— Значит, это все же была не Заклинательная Песня, — сникая, сказал Борис, — раз все так кончилось.

— А еще ничего не кончилось, — вдруг опять затараторил Алек, переводя испуганные глаза с котов на Бориса и обратно, — еще вовсе ничего не кончилось после твоего удивительно доброго поступка я раскаялся и вспомнил что оказывается я помню где труба и могу ее найти а тогда я не мог потому что кто же знал что этого крыса заметят меня захотят убить а ты за меня заступишься нет это в мои предположения не входило и я со страху

конечно со страху и из благодарности все вспомнил ведь на самом деле я человек несмотря на мой чуть было не состоявшийся симбиоз с крысами которых я на самом деле теперь ненавижу потому что они мне никогда не простят что я показал вам трубу медную трубу только сумеете ли вы пройти сквозь медную трубу она ведь стоит почти вертикально очень узкая надо лезть вверх по железным поручням и если сорвешься то смерть а так вот она чего мне скрывать вот вход в нее если отодвинуть эту драную резиновую шину и убрать рваный ватник вы увидите в бетонной стене вход…

Говоря все это, он и делал, что говорил: откидывал шину, разгребал руками землю, вытаскивал ватник, и вот появилась труба довольно широкого диаметра. Но только, подумал Борис, как я туда влезу, такой раздутый? Хоть он слегка и сник, но все еще был непомерно пухл. Это очевидно подумал и Степа, потому что, повернувшись к Борису, сказал:

— Ну что, так и будешь пыжиться? Видишь, все в порядке. Или ты здесь хочешь остаться? Тогда берегись. Сейчас здесь крыс будет видимо-невидимо.

Здесь оставаться Борис нисколько не хотел, напротив. И крыс он огромного множества испугался, и начал стремительно съеживаться до нормальных размеров.

— Да ты не очень-то старайся, — усмехнулся Степа, — а то так съежишься, что мы тебя потом не найдем.

И вот они все собрались у трубы.

— Первым пойдет он, — угрюмо сказал Степин приятель, — вторым пойду я. Если он предал, от меня он не убежит.

— Хорошо, — быстро согласился Алек, всем своим видом показывая, что зачем ему предавать, вовсе незачем.

— Хорошо, — согласился и Степа. — Затем Борис, а замыкающим я. Надо ведь трубу еще засыпать перед уходом, чтоб не нашли.

Они нырнули в трубу. Степа подгреб земли к входу в трубу, а потом ухитрился заложить его ватником. И наступила полная темнота. Идти, или, верней, карабкаться, хватаясь за железные поручни, приваренные внутри трубы, было трудно. Пахло почему-то мазутом, каким-то гнильем, воздуха было мало и был он испорчен, дышалось с трудом, по лицу катился разъедающий пот. Борис даже слышал, как свистит воздух, входя и выходя из легких. Вентиляции в трубе не было никакой. Мешал топор, потому что занимал руки, он засунул топорище сзади за брючный ремень, стало легче, но не надолго. Поручни выскальзывали из пальцев, а путь вверх казался безнадежно бесконечным. Одно было приятно, что ни сбоку, ни сзади, вообще ниоткуда не грозило нападение. Труба на время пути была надежной защитой. Но наступил момент, когда сопенье впереди идущих, какая-то окалина, сыпавшаяся на голову, в глаза (если поднимал их кверху), за воротник, на руки, пот, ливший уже не только по лицу, но и по всему телу, отсутствие воздуха, — стали непереносимы. Тело ломило, руки так устали, что едва удерживали поручни, прямо разжимались от усталости, топор за спиной тянул вниз. Несколько раз он думал, что не сумеет сжать руки и упадет прямо на Степу. Но все же сжимал, и шел, и полз, и лез. И тут снизу послышался шум, визги, крики, и стало ясно, что крысы открыли трубу. И труба сразу наполнилась гулом и грохотом.

— Скорее, скорее, шевелитесь, — шипел Степа таким тоном, словно ему снизу поджигали пятки. «И немудрено, — думал Борис, — может, в него уже копьем тычут». Но вот и люк, выход из трубы. Это Борис понял по неожиданной остановке и возникшей наверху возне.

— Давай скорее! — рявкнул шедший за Алеком кот. Но Алек и так, судя по его пыхтенью, старался. Наконец, он отвинтил запор, откинул крышку люка и высунулся наружу. Внутрь хлынул свет и воздух. И в ту же секунду, Алек как-то странно охнул, и его обезглавленное тело, едва не сшибая по очереди их всех, поползло, а потом и полетело вниз.

— Засада! — крикнул Степа. — Ну и влипли! И этот бедолага… Эй, осторожнее! — повысил он голос, потому что его приятель, прорычав грозно страшным голосом:

— Вперед! За мной! — ринулся наверх, подняв над головой меч.

Раздался звон стали, стук, и вот он уже выскочил из люка. Крики, удары мечей, рык. Борис и Степа лезли изо всех сил за ним вверх. «Интересно, Алек сам в свою западню попал или это случайность?» — как бы о чем-то постороннем и уж во всяком случае не ко времени думал Борис, карабкаясь по поручням и одновременно пытаясь достать из-за спины топор… Но в тот момент, как он оказался у люка, его, отпихнув, опередил Степа и выскочил наружу раньше его, бормоча под нос: