Победитель крыс
Шрифт:
— Он все языки знает: и крысиный, и собачий, — пояснил Степа. — Крысы и решили, что раз собака, значит, нас нет. А это он лаял.
Борис смотрел, как Степин приятель сумрачно провел лапой по гуцульским своим усам, черную перчатку он снял, и, несмотря на грязь, видно было, что кончики лап у него белые, как и у Степы. Не в силах шевельнуться и помочь Борис смотрел, как коты разгребают кучу щебня и мусора, запихивая в образующиеся ямы трупы крыс, а потом заваливают снова щебнем и утрамбовывают. Темный потолок, тусклое светлое пятно в его середине (свет от лампочки), переплетение толстых и тонких труб, кучи щебня и хлама, трупы убитых крыс, их кровь, казавшаяся в полутьме подвала черной, спертый воздух, собственные дрожащие от слабости и усталости руки, — все это привело Бориса в подавленное состояние духа. Словно бы они навсегда были обречены здесь находиться, потому что повсюду крысы, выхода нет, и скоро они и сюда явятся. Крысиный командир ведь сказал, что подвал окружен. Назад не вернуться, да и впереди явно, что верная гибель. И коты, молча работающие коты, это ведь из-за него они погибнут! Пусть лучше уходят, а его оставят! Но в этот момент Степа отбросил лопату и протянул Борису руку.
— Вставай. Пора идти. Держи топор. Крысы, я полагаю, перекрыли все выходы. Но мы пробьемся. Главное, пройти Извилистую Яму. Кривой Дорожкой идти нельзя. Там ловушки и посты на каждом шагу и каждом повороте, — он глянул на приятеля, тот согласно наклонил голову. — Как пройдем Яму, там будет прямой путь на карниз. Обычно он свободен, потому что слишком широк. Слишком много надо войск, чтобы нас задержать. Да и пространство там большое, а крысы боятся открытого пространства. А по карнизу мы как раз и выйдем к окну Мудреца.
— Зачем ты все это говоришь? — спросил Борис, поднимаясь тем не менее. — Я все равно ничего не понял и не запомнил. Да и вообще, зачем вы со мной связались? Какой из меня Победитель Крыс!.. Я же только для вас обуза. Лучше бросьте меня здесь и пробирайтесь к Мудрецу сами. Я же не из этого города, — напомнил он им Степин рассказ.
— Что я тебе говорил! — воскликнул мрачный кот. — Эпоха богатырей прошла. Давай и вправду вернемся. Не из этих людишек делаются Настоящие Витязи!
Степа отрицательно покачал головой.
— Ты можешь вернуться, если хочешь, — сказал он. — Конечно, нынче нет богатырей. Но кто знает, как они в старину появлялись! Может, так же вот, через слабость. А тебе, — обернулся он к Борису, — я еще раз скажу. Ты тоже свободен выбрать свой путь. Никто тебя не неволит. Но то, что можешь сделать ты, мы, коты, не можем. Людские дела должны решать сами люди. Ты говоришь, что ты не из этого города. Но кто тебя сюда звал? Зачем ты сюда попал? Почему не вернулся к себе, когда мог? Этого я не знаю и не понимаю. Если дойдем до Мудреца, возможно, он объяснит.
Борис робко посмотрел на котов. Степа стоял, подкручивая усы и ободряюще подмигивая ему. Зато его приятель как всегда был угрюм, достав из кармана кистень на цепочке и поигрывая им, он высматривал что-то впереди. От него ни совета, ни ободрения не дождешься, это Борис понимал, и все же хотелось ему заслужить симпатию мрачного кота.
— Если вам кажется, что я должен… то есть, если я смогу, не буду вам в тягость… и не погублю вас своим присутствием… — этого Борис больше всего боялся, что от его неловкости, неумелости, неуклюжести может произойти какая-нибудь катастрофа, — я, конечно, иду… я хочу попытаться, хотя не знаю, смогу ли я…
— Вот и хорошо, вот и решили, — сказал Степа, а второй кот поморщился на робкие речи Бориса, и Степа спросил его: — А ты что решил? С нами? Или в свое Укрывище?
— Вы без меня не пройдете Извилистой Ямой. Там каждый топор может понадобиться. Особенно такой, как мой. А если они и в самом деле откроют казармы и выпустят на открытое пространство войска?..
— Ну тогда и ты нам не поможешь.
— Однако и помехой я тоже не буду, — рассмеялся сухим и раздраженным смехом второй кот.
Борис уже стоял на ногах. Раны, укусы, царапины зажили, словно их и не было, хотя усталость так и не прошла. А впереди, судя по словам котов, была еще дальняя и трудная дорога.
— Ну пошли, — сказал он. — Пока ноги двигаются. Я только одного не пойму, — обратился он к Степе, взваливая топор на плечо, — как же так получается, что в маленьком подвале, подсобном помещении маленького кафе и река оказалась, ну поток, во всяком случае, и масса комнат, и дальние проходы, искусственные горки, какое-то открытое пространство, а теперь я слышу, что и казармы тоже где-то здесь расположены?
— Ты забываешь, что крысы — подвальные, подпольные жители, — Степа вдруг нервно зевнул, обнажив пасть, полную острых клыков, как тигр в зоопарке, которому досаждают посетители, но он бессилен их прогнать, и только нервно и злобно зевает, обнажая клыки. — Мы только краешек их мира задели и увидели. А это целый мир под землей. И он принадлежит им. Нет такого места на земле, куда бы не было тайного хода из крысиного подземелья. Здесь их обиталище, их сокровища, их казармы, их войска, их дети и жены, их запасы. А какова общая площадь их подземного царства, даже мы не знаем. Но кое-какие пути здесь и нам известны. И гораздо больше, чем полагают крысы. Впрочем, сам увидишь. Хвалиться не буду. Я, конечно, не братец Макс, хотя и чертовски похож на него, а всего лишь известный тебе Степа, но за что я берусь, то делаю.
И они пошли.
Первым, как и раньше, пробирался Степа. В середине ковылял Борис, одуревший, с трудом двигавший ногами и спотыкавшийся на каждом шагу, замыкал группу мрачный кот, время от времени подхватывавший и ставивший Бориса на ноги, когда тот падал. Помещение с тусклой лампочкой осталось позади. Да и оконца пропали. Темнота была бы кромешная, если б не горевшие желтым светом глаза котов. Согнувшись почти вдвое, они пролезали под чугунными толстыми трубами, а порой перелезали через них, затем очень долго шли вдоль тонкой, холодной, похоже, водопроводной трубы, держась за нее рукой, чтоб не сбиться с пути, по лицу били свисавшие откуда-то сверху провода, то скрученные жгутом, то царапучие, оголенные, оборванные. Потом нечувствительно проход начал сужаться, а потолок задираться все выше, пока труба не ушла в сырую, влажную и податливую землю. Борис невольно въехал в землю рукой по самую кисть и остановился. Степа взял его за плечо.
— Мы уже в Яме, — шепнул он. — Теперь осторожнее.
Края Ямы были выше их голов, путь в ней был извилист, за каждым поворотом могли скрываться враги, могли они и сверху обрушиться. У каждого угла Степа замедлял шаги, так что Борис каждый раз налетал на него, настороженно вслушивался, всматривался. Однако крыс нигде не было.
Но только Борис успел удивиться их отсутствию, как они появились. И не то слово — появились. Они посыпались сверху, словно вытряхнутые кем-то из мешка. И их, этих крыс, было не две, не три, а по крайней мере десятка полтора. Они сразу разъединили троицу путешественников, вклинившись между ними.
— Бей наотмашь! — крикнул шедший сзади мрачный кот, а впереди послышалось яростное мяуканье Степы.
— Пробивайтесь вперед! — заорал потом и он. — Там просторнее-е!..
Но и здесь уже было достаточно широко для полного размаха топором. Крысы припоздали напасть на них в самом узком месте Ямы, где у них было бы явное преимущество. В почти кромешной темноте, в глубокой извилистой яме начался отчаянный бой, бой почти вслепую, почти наощупь, бой, основанный на чутье и интуиции. Борис послушно двинулся за Степой, удар меча распорол на левом плече ему пиджак, рубашку и рассек руку. Увернувшись, он бросился следом за какой-то темной фигурой, летевшей к выходу из Ямы. Яма вдруг кончилась. Фигура вскарабкалась вверх по откосу и остановилась, повернулась, и Борис увидел горящие желтым светом как фонари глаза Степы.