Победитель не получает ничего
Шрифт:
– Я ветеран Эритрейской кампании, - сухо сказал сержант.
– Я сражался в Триполи.
– Очень рад с вами познакомиться.
– Ник протянул руку.
– Должно быть, не легкая была кампания. Я сразу заметил нашивки. Вы, может быть, и на Карсо были?
– Меня только что призвали в эту войну. Мой разряд слишком стар.
– Еще не так давно я был слишком молод, - сказал Ник.
– А теперь я уже готов, не гожусь больше.
– А что же вы здесь делаете?
– Демонстрирую американскую форму, - сказал Ник.
– Что, по-вашему, это не дело? Она немного жмет в вороте, но вы увидите, скоро миллионы одетых в эту форму налетят сюда, как саранча. Кузнечик, - вы знаете, то, что мы в Америке называем кузнечиком, - это та же саранча. Настоящий кузнечик маленький,
– Поди-ка отыщи майора, - сказал сержант одному из ординарцев.
– Видно, вы были серьезно ранены, - сказал он Нику.
– В разные места, - сказал Ник.
– Если вас интересуют шрамы, я могу показать вам очень интересные, но я предпочитаю поговорить о кузнечиках. То есть о том, что мы называем кузнечиками, а на самом деле это саранча. Это насекомое одно время занимало большое место в моей жизни. Возможно, вам это тоже будет интересно, а пока я говорю, вы можете изучать мою форму.
Сержант сделал знак второму ординарцу, и тот вышел.
– Смотрите внимательней на форму. Ее, знаете, шил Спаньолини. И вы тоже можете любоваться, - сказал Ник сигнальщикам.
– У меня, видите ли, нет никакого чина. Мы состоим в ведении американского консула. Глазейте, не стесняйтесь. А я вам расскажу об американской саранче. Мы всегда предпочитали один вид, который мы называли коричневая средняя, она меньше всех размокает в воде, и рыба лучше всего идет на нее. А у тех, что побольше, которые летают и производят при этом звук, несколько напоминающий гремучую змею, когда она гремит своими гремучками, - очень сухой звук, - у них крылья ярко окрашены, иногда красные, иногда желтые с черными полосами, но их крылья совсем расползаются в воде, и наживка из них плохая, а вот коричневые средние - это плотные, жирные, восхитительные кузнецы, которых я могу рекомендовать вашему вниманию, джентльмены, если только возможно рекомендовать вниманию джентльменов то, что они, по всей вероятности, никогда не встретят. Но я со всей настоятельностью должен подчеркнуть, что вы никогда не соберете запаса этих насекомых, достаточного для дневной ловли, если будете хватать их руками или сшибать битой. Это сущая чепуха и пустая трата времени. Повторяю вам, джентльмены, так у вас ровно ничего не получится. Единственный правильный способ, способ, которому следовало бы обучать всех молодых офицеров во всех стрелковых школах, это, - если бы меня спросили об этом, а очень возможно, что меня об этом и спросят, - это применение сети или невода из обыкновенной комариной сетки. Два офицера, держа кусок сети такой вот длины за противоположные концы, или, скажем, стоя по одному у каждого конца, наклоняются, берут нижний край сети в одну руку, а верхний в другую и бегут против ветра. Кузнецы, летя по ветру, натыкаются на этот кусок сети и застревают в ней. Таким способом каждый может наловить огромное количество кузнецов, и, по моему мнению, каждый офицер должен быть снабжен куском комариной сетки достаточной длины, пригодным для изготовления подобной саранчовой сети. Надеюсь, я понятно изложил этот способ, джентльмены? Есть вопросы? Если что-нибудь в коем изложении вам представляется неясным, пожалуйста, задавайте вопросы. Я слушаю. Нет вопросов? Тогда я хотел бы прибавить в заключение следующее. Говоря словами великого полководца и джентльмена сэра Генри Уильсона: джентльмены, одно из двух: повелевать будете вы, или повелевать будут вами. Разрешите мне повторить. Джентльмены, мне хотелось бы, чтобы вы твердо это запомнили. Твердо запомнили и унесли с собой, уходя из этого зала. Джентльмены, одно из двух: повелевать будете вы, или повелевать будут вами. Я кончил, джентльмены. Позвольте пожелать вам всего хорошего.
Он снял каску в матерчатом чехле, снова надел ее и, пригнувшись, вышел в низкую дверь блиндажа. Паравичини в сопровождении обоих ординарцев приближался со стороны дорожной выемки. На солнце было очень жарко, и Ник снял каску.
– Надо бы придумать систему водяного охлаждения для этих уродин, сказал он.
– Ну, а свою я искупаю в реке.
– Он стал взбираться на парапет.
– Николо, - окликнул его Паравичини.
– Николо! Куда вы идете?
– Да, собственно, и не стоит ходить.
– Ник спустился обратно, держа каску в руках.
– Что сухая, что мокрая, один черт. Неужели вы свою никогда не снимаете?
– Никогда, - сказал Пара.
– Я уже начинаю от нее лысеть. Пойдем в блиндаж.
В блиндаже Пара усадил его.
– От них ведь никакого проку, - сказал Ник.
– Помню, как мы были рады, когда их только что выдали, но с тех пор я слишком часто видел их полными мозгов.
– Николо, - сказал Пара, - по-моему, вам бы надо отправляться обратно. По-моему, пока вас не снабдят всем, что нужно, вам незачем сюда ездить. Вам здесь нечего делать. Если вы будете ходить по линии, даже раздавая что-нибудь стоящее, неизбежно скопление, которое вызовет обстрел. Этого я не могу допустить.
– Я знаю, что это глупо, - сказал Ник.
– Это не моя выдумка. Я услышал, что здесь наша бригада, ну и подумал, хорошо бы повидать вас или еще кого-нибудь из прежних. Я мог бы отправиться в Зензон или в Сан-Дона. Мне бы хотелось пробраться в Сан-Дона и поглядеть мост.
– Я не могу разрешить вам разгуливать здесь без толку, - сказал капитан Паравичини.
– Ну, ладно, - сказал Ник. Он чувствовал, что это снова начинается.
– Вы меня понимаете?
– Конечно, - сказал Ник. Он старался подавить это.
– Такие обходы надо делать ночью.
– Без сомнения, - сказал Ник. Он чувствовал, что не сможет удержаться.
– Я ведь теперь батальоном командую, - сказал Пара.
– А почему бы вам и не командовать?
– сказал Ник. Вот оно.
– Читать, писать умеете?
– Разумеется, - мягко сказал Пара.
– Только вот батальон-то у вас невелик. Как только его пополнят, вам опять дадут вашу роту. Почему не хоронят убитых? Я только что видел их. Мне вовсе не хочется опять на них глядеть. Хоронить их можно в любое время, я не возражаю, и чем скорее, тем лучше для вас же. А то потом намаетесь.
– Где вы оставили велосипед?
– В последнем доме.
– Думаете, он там уцелеет?
– Не беспокойтесь, - сказал Ник.
– Я скоро пойду.
– Вы прилягте, Николо.
– Спасибо.
Он закрыл глаза и вместо бородатого человека, который смотрел на него сквозь прицельную рамку винтовки, придерживая дыхание перед тем, как нажать спуск, и белой вспышки и удара как будто дубиной, когда на коленях, давясь сладким горячим клубком, который он выхаркнул на камень, он понял, что они пробежали мимо, - он увидел желтый низкий дом с длинной конюшней и реку гораздо шире и спокойнее, чем на самом деле.
– Ах, черт, - сказал он.
– Пожалуй, надо идти.
Он встал.
– Я пойду, Пара, - сказал он.
– Поеду назад. Если там подвезли чего-нибудь, я захвачу и привезу вам сегодня вечером. Если нет, приеду ночью, когда будет что везти.
– Еще жарко вам ехать, - сказал капитан Паравичини.
– Не беспокойтесь, - сказал Ник.
– Теперь на некоторое время я застрахован. Меня тут у вас скрутило, но это быстро прошло. Теперь с каждым разом все легче. Я уже знаю, когда это начинается, я тогда становлюсь болтлив.
– Я пошлю с вами ординарца.
– Нет, не надо. Я знаю дорогу.
– Так, значит, скоро опять к нам?
– Непременно.
– Давайте, я все-таки...
– Нет, - сказал Ник.
– В знак доверия.
– Ну, как хотите.
– Ciaou, - сказал Ник. Он пошел назад по дорожной выемке, туда, где он оставил велосипед. К вечеру, как только он минует канал, дорога будет в тени. За каналом по обеим сторонам дороги деревья совсем не тронуты снарядами. Именно на этом участке как-то раз им встретились на походе кавалеристы Третьего савойского полка. С пиками, по снегу. Дыхание лошадей поднималось султанами в морозном воздухе. Нет, это было не здесь. Где же это было?