Победитель невозможного (с илл.)
Шрифт:
Директор с интересом взглянул на учителя, которого знал не один десяток лет, прикидывая, какую еще хитрость задумал неугомонный Таратар.
– Так много ошибок? Кто этот шутник?
– Сей труд подписал Электроник. От имени восьмого «Б».
– Разберитесь, Семен Николаевич. В ошибках полезно разобраться… Но кто вас заменит на эти дни? – Директор достал расписание. Все учителя старших классов были заняты.
– Я думаю, Электроник, – предложил Таратар. – На всякий случай посоветуюсь с Гелем Ивановичем Громовым. Разрешите?
Он набрал номер, попросил профессора к телефону.
– Громов поддержал предложение, – сообщил Таратар. – Дело в том, что Электроник переживает кризис, решает очень сложную задачу.
– Теперь ясно, уважаемый Семен Николаевич, почему вы просите отпуск. Что за кризис помогаете вы преодолеть Электронику?
Таратар объяснил то, что он знал от Громова: Электроник ищет новые пути обработки информации, которые пока не известны ни одной в мире машине.
Директор был удивлен.
– Не каждый человек решит такую задачу, а тут – Электроник… Я согласен, Семен Николаевич, пусть он ведет урок.
– Спасибо, Григорий Михайлович, я был уверен, что вы разрешите! Профессор Громов считает, что Электронику не повредит сейчас самостоятельность.
– Мы с вами не академики и даже не профессора, Семен Николаевич, – мягко заключил директор, – поэтому знаем, что самостоятельность – вещь хорошая, а помощь и восьмому «Б» и даже Электронику нужна. Давайте только подумаем – какая…
Десятое апреля. Как изучать человека
– Ура! Нас признали! – радостно сказал Электроник, появляясь в астрономической обсерватории.
В руках у него – пачка телеграмм. Он с победным видом кладет их перед Сыроежкиным.
– Из Мадраса, Мельбурна, Бюрокана. От Академии наук, – перечислял Электроник. – Все поздравляют с открытием сверхновой.
Сергей оторвался от листа, на котором писал, просмотрел телеграммы.
– Спасибо, Электроник, за новость. Дело сделано. Идем дальше. – И он покосился на свою рукопись.
Электроник спросил:
– Зачем здесь моя фотография?
На стене рядом с портретом Кеплера висел портрет Электроника. Сосредоточенное лицо. Нос, как и у Сыроежкина, немножко вздернут. Губы объясняют что-то очень важное.
– Это я сделал, – признался Сергей. – В классе, когда ты мне подсказывал. Моментальный снимок. Лучший в мире подсказчик…
– Я никому не подсказываю, – поправил друга Электроник.
– Вспомнил! Ты меня просто дополнял на уроке.
– И я вспомнил, – уточнил Электроник. – Ты старался снять незаметно, но я увидел и даже позировал. Неплохо получилось.
– В самый раз, – согласился Сыроежкин. – Только ты меня не дослушал. Ты – лучший в мире подсказчик сверхновой. И это портрет первооткрывателя.
– Первооткрыватель – ты, – со всей прямотой заявил Электроник. – Я только делал расчеты и добывал информацию.
Рядом с портретами – фотографии Плеяд. О семи звездах в древности сложили легенду: будто это семь дочерей бога Атласа, бежавшие от охотника Ориона в бездонное небо и превратившиеся сначала в голубей, а потом в звезды.
На второй фотографии выделяется яркая точка – сверхновая.
Но главная здесь – первая фотография, где на месте сверкающей сверхновой маленькая неяркая точка. Звезда перед взрывом. Единственный в мировой астрономической коллекции снимок.
Сыроежкин смотрит на снимок, спокойно говорит:
– Теперь пусть разбираются специалисты, как произошла Вселенная.
– Можно сделать предварительный вывод, что человек получит новую энергию для «Космического корабля „Земля“», – заявил Электроник. – Это данные Рэсси, он продолжает наблюдения.
– Рэсси ничего не прозевает, – с удовольствием сказал Сыроежкин. – Твое изобретение!
Электроник продолжал подытоживать победы восьмого «Б»:
– Корольков встречался с пианистом Туриным, разъяснил ему свой метод сочинения музыки… От Майи Светловой ни на шаг не отходят два физика…
– То есть как – не отходят ни на шаг? – встревожился Сыроежкин и покраснел. – Какие еще физики?
– Наш учитель физики Виктор Ильич Синица и академик Крымов. Они пытаются понять, как Светлова сделала антигравитационный прибор, а она… Ты почему такой красный? Ты не заболел?
– А-а, Синица! – Сыроежкин махнул рукой. – Почему – заболел? Это признак внезапной мысли.
Он снова садится за самодельный стол, царапает пером по бумаге. Электроник читает из-за его плеча: «Дятел долбит еловую дверь небес»… «Дятел гремит в еловую дверь»… «Дятел громит еловую»…
– Поиски глагола, – сказал Электроник. – Но при чем тут дятел?
– Сам ты дятел! – вскипел Сыроежкин, но, взглянув на товарища, успокоился. – Понимаешь, дятел не просто дятел, а символ. Я сочиняю одно послание… – Сергей чуть замялся, порозовел. – Для одного человека…
– Я догадался, что это стихи, – сказал Электроник. – Возьми вместо дятла более современный символ. Например, сверхновую.
– Я отказываюсь от звезд, – твердо отчеканил Сыроежкин. – Сегодня сверхновая, завтра сверхновая…
Он высунулся по пояс в открытое окно, взглянул на голубой апрельский снег, набрал воздуха и снова забормотал про дятла.
Гигантская работа поэта была очень наглядна: он высекал пером на бумаге искру неповторимого слова. Чудак Электроник! Разве пишут стихи про сверхновые, про сверхсильных или про а-коврики? Настоящие стихи складывают из самых обыкновенных слов. Вон за окном дятел стучит на старой сосне. Осторожно стучит, деловито. А в стихах он должен стучать так, чтобы человек, которому они предназначены, запомнил эти слова на всю жизнь.