Победитель страха
Шрифт:
На бумаге было написано следующее:
Телескопическая рука протянулась к клиенту, вручив ему перо с каким-то странным лохматым оперением.
— Оригинальная штука, — с интересом заметил Трусишка. — Ястреб, что ли?
— Гриф, — Конторщик с лёгким нетерпением ткнул пальцем в нижний угол листа. — Изволь подписать вот здесь. — А поскольку Трусишка не проявил послушания, снисходительно осведомился: — Или ты писать не умеешь? Поставь
— Как не уметь? Конечно, умею!
— Тогда чего время тянуть?
Трусишка повертел в руках бланк заявления, затем положил его на стол, тщательно прижав пером грифа.
— Боюсь, я недостоин столь высокой чести.
Конторщик сунул в ухо мизинец, потряс им, затем вытащил палец. Эту процедуру он повторил неоднократно, желая убедиться, не застряла ли в ухе какая помеха, повлиявшая на слух. Но, ничего не обнаружив, вынужден был признать, что всё расслышал правильно.
— Должно быть, я неверно понял, — вкрадчиво начал он, но, не сдержавшись, взревел: — Не желаешь подписывать?!
— Видишь ли, — Трусишка кротко посмотрел в единственный глаз Конторщика. — Я тут пораскинул мозгами, покумекал и кое-что смекнул.
— Кое-что смекнул! — грозно рявкнуло Конторское Чудище.
Однако Трусишка — о чудо из чудес! — ничуть не испугался.
— Вот именно, — ответил он по-прежнему мягко и чуть ли не застенчиво, но в голосе его прозвучала решимость. — Кое-что мне стало ясно. Взять, к примеру, Великого Абсолюта: перепугался насмерть из-за сущего пустяка, и я здесь совершенно ни при чём. Внутренний Звон всполошился и сбежал из-за какой-то невинной песенки, так что и тут обошлось без моего участия. А Призрачная Красавица уж как только не завлекала, не завораживала меня, а огонёк-то свой сама же и задула. Трудные испытания, называется!.. Уж и не знаю, кем надо быть, чтобы их не выдержать!
— Чего ты упираешься? Подпиши — и дело с концом! — Конторщик настойчиво ткнул пальцем в бумагу. — Вот тут!
— В общем... ты уж меня извини, но этот ваш чудовищный мир — такой же надутый самонадеянный болван, как Великий Абсолют. Другое ваше чудо света способно заставить гудеть под его дудочку лишь того, чьё нутро и без того гудит пустотой, стоит же ему столкнуться с внутренним содержанием, бежит без оглядки. А третья, лишь завидит, что с ней не справляются, сама расправляется с собой. Иными словами, сюда попадёшь — чудовищем уйдёшь при любом раскладе. Признайся, ведь ты всех добровольцев в сети заманил, никого не упустил?
Одноглазый часто-часто закивал головой.
— Эта наша великая, священная задача, дорогой собрат. Можно сказать, для того мы здесь и поставлены. Надо ведь думать о будущем, — и, подмигнув, доверительно добавил: — Знаешь, сколько забот с новым пополнением?
— За мой счёт у вас пополнения не будет! — произнёс Трусишка с непоколебимой решительностью. — Нет-нет, пополняйтесь без меня!
— Но ведь ты сам захотел стать чудовищем!
— Раньше хотел, а теперь не хочу. Ни под каким видом не желаю.
— Предпочтёшь оставаться Трусишкой, так, что ли?
— Ну уж нет!.. Или... пожалуй, да. Лучше быть Трусишкой, чем самодовольным надутым пустозвоном...
Конторщик с незапамятных времён заправлял вступительными делами, но подобных казусов с ним не случалось. За долгие годы службы он направил на путь истинный десятки подающих надежды чудовищ, взрастил целые поколения, принял в свои ряды множество добровольцев, заманивая простаков всеми кривдами и неправдами, но никому и никогда не удавалось вывести его на чистую воду. И вот этот жёлтый ссохшийся сморчок с торчащими ушами, этот так называемый порядочный тип, этот опаснейший книгочей, этот, с позволения сказать, проходимец пришёл и сразу в суть вошёл. Докумекал он кое до чего, видите ли! Нет, это ему даром не пройдёт! Конторщик вскочил на стол, вытянул свою длиннющую телескопическую ручищу и заорал:
— Мир принадлежит чудовищам!
Трусишка понимал, что тот говорит правду, и всё же волосатое, размахивающее руками чудище показалось ему смешным.
— Мы не потерпим, чтобы какие-то там заносчивые Трусишки становились нам поперёк дороги! Никогда!
— Может, поперёк дороги вам не встану, но и в ряды ваши — тоже, — прозвучал негромкий ответ. — А это уже кое-что.
Грозный крикун вдруг осёкся. Перестал скакать по столу и от запугиваний перешёл к уговорам.
— Послушай, ты уж меня не подводи. — Конторщик весь побледнел. — Прошу тебя, парень, заклинаю! Стоит упустить хоть одного клиента, и потом ходи до скончания века в канцелярских крысах, а то и вовсе разжалуют в рядовые пугала. Такой убогой перспективы врагу не пожелаешь, а я ведь тебе не враг. Ишь, взъелся на меня, козявка жалкая, червяк книжный! — он опять вошёл было в раж, но вовремя опомнился. — А я ведь тебе уже подарочек приготовил.
Держа на ладони, поросшей редкими волосками, книгу, Конторщик протянул её Трусишке, который, как мы знаем, против книг устоять не мог. Растроганный, он потянулся было к заветному дару, но тотчас отдёрнул руку, словно ужаленный.
— «Малый определитель чудовищ». Переплёт из кожи натурального дракона, подарочное издание, каждый экземпляр пронумерован. Этот — персонально твой. На, держи! — Конторщик отказывался верить своим глазам, точнее, одному-единственному глазу: Трусишка — не резкими движениями, но упрямо — качал головой, туда-сюда, туда-сюда, — явно давая понять, что подарок не возьмёт. Нет, нет, нет, ни за что, ни в коем случае. И вообще — нет.
— Издеваться надо мной вздумал?! — и, набрав полную грудь воздуха, Конторщик заорал благим матом: — Ааа-ууу-бррр-крр-фрр-дрр! — вопль был изощрённый, заливистый, явный результат долгой и упорной тренировки, но в конце концов всё же захлебнулся, перейдя в хрип.
— Смотри, как бы глотку не надорвать, — заботливо предостерёг собеседника Трусишка.
Такого чудовищного поражения Конторщику не довелось испытать ни разу за всю свою чудовищную жизнь. Ему прямо-таки сделалось дурно. «Теперь голова наверняка разболится», — думал он. При этом он не сводил глаз с маленькой головёнки упрямца, знай мотавшейся справа-налево в знак полного своего несогласия.
— Ты... что ли... не боишься меня? — с тоской задал он роковой вопрос.
Трусишка вздрогнул от неожиданности. Пожалуй, он уже и сам догадывался, где собака зарыта, но сейчас, спрошенный напрямик, всё же был поражён.
Он сжался в комочек, опустил голову, закрыл глаза и принялся добросовестно отыскивать в себе застарелое чувство. Он обшарил все потаенные уголки души, заглянул в пропыленные, покрытые паутиной закоулки своего далёкого прошлого, которые давно не тревожил, сдёрнул пелену с потускневших воспоминаний — всё напрасно: того, что он искал, нигде не было. Страх покинул его сердце, улетучился без следа.