Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА III

Коллектив авторов

– Я? – завопила бесноватая Ягиня, покрываясь смрадной, гневной испариной. – Да ты в своем ли уме, таежная коряга? Из твоей дуплистой башки последняя извилина, что ли, высыпалась? Нужен ты мне больно – подсечки тебе делать! Что, Чох сам, что ли, тебе морду штыком не расквасит?

– Он-то, может, и расквасит, но только вы зря перед ним выслуживаетесь. Стараетесь, ищете, как лучше угодить, а на самом деле роняете ему небесный авторитет. Думаете, на пользу ему пойдет посланное Господу нашему царю-батюшке сообщение о том, что он-де с простым человеческим рапиристом без бабьей чародейской подмоги не справился? Или вы, волшебница окаянная, хотите бога смерти в свои должники захомутать?

– Эй, мымра, ты что, и впрямь без предварительного спросу взялась мне

втайне от всех палкой подсобить? – сердито встрял в их пикировку Чох. Очень не любил он, когда кто-то, кроме него, принимался редактировать чужую судьбу подручными принадлежностями. – Я ж тебе за твою самодеятельность этот хворост знаешь, куда затолкаю?

– Да кому ты веришь? – завизжала стоящая в луже косметики Ягиня. – Клевета! Мухлеж! Поклеп на искреннюю ворожейскую честь! Своим неослабевающим интересом я была прикована к вашей потасовке, и у меня от азартной поглощенности сражением даже времени не было на мысль стреножить кого-нибудь из вас.

Не будучи уверен в правоте своих оскорблений, но из чувства глубокой солидарности с основными жизненными установками Учителя Елпидифора, Мелево решил не молчать, словно пень, а тоже, как и все прочие, выразить себя через отношение к происходящему.

– Врешь, падла! – ввернул он свое сиплое мнение на счет Ягини. – Искренность, искренность… О какой еще святейшей искренности ты можешь нам говорить после того, как твои этические устои за сотни лет незамужней жизни насквозь пропитались неизлечимым климаксом, чучело ты каббалистическое?

– Ах ты, паршивец не достреленный! – ударилась в психику ведьма. – Какие малоупотребительные слова вспомнил! Сейчас я до тебя доберусь.

Сказала и прицелилась своей волшебной клюкой в людоеда, но тут опять Елпидифор потянул инициативу на себя.

– Эй, эй, эй, подождите шаманить, Ваша лицемерная гадливость! – остановил он ее порхающими взмахами ладоней и тут же вежливо обратился к высокопоставленному противнику. – Чох, слышь, ты бы отобрал у этой хулиганки ее опасную игрушку. Неровен час, испохабит она нам своими выкрутасами весь поединок.

– А, вон куда ты клонишь, отнять у меня палку захотел, – заплясала колдунья от радости, что обнаружилась-таки сверхзадача скрытного психофизического действия лесничего. – То-то я гляжу, чего это ты про борцовские приемы заговорил. Не иначе как лживую мерзость какую-нибудь вознамерился привести в исполнение. Теперь мне все ясно. Палку захотел у меня хитростью занять – накося, выкуси!

Здесь уже у Чоха не выдержало самообладание. Как лопнет оно слюнявым пузырем, как прорвется наружу из божеских бронхиальных недр заодно с ругательным обращением к дискутирующим сторонам:

– Слушайте, вы, придурки, я не знаю, кто там из вас правду-матку несет, кто кому мозги вокруг пальца наматывает. А только дайте-ка мне сюда это волшебное дреколье и позвольте мне по-божески закончить с наполовину мертвым лесничим мастерски техничную поножовщину!

– Нет, родимый, – официально заявила ведьма свою позицию, – никому на свете, ни за какие поручительства не доверю я даже подержаться за свой нежный атрибут. Чох, приятель, не лезь ко мне за палкой, продолжай лучше протыкать лешего стрелка. Клянусь, что как прежде тебе препонов не воздвигала, так и впредь не буду огородов городить.

– Э, нет, – столбом встал на своем Елпидифор, – ты, Чох, как знаешь, а я, пока волшебный сучок находится в руках у ведьмы, лупасить тебя холодной саблей по смазливому имиджу не собираюсь. Я этой фокуснице не верю и подвергаться иллюзионистскому физико-оптическому риску не намерен. Передавай от меня Господу нашему царю-батюшке привет, когда его увидишь, да скажи, что, если он пожелает, то я и с ним могу в гусарскую рулетку сыграть.

Короче говоря, натравил лесник Чоха на Ягиню, заставил его в требовательной форме отнимать у женщины самое ценное, что у нее есть, а сам, покуда они там тянитолкаем занимались, подкрался незаметно к колдунье с тыльного фланга, замахнулся на нее своей сабелькой и – фьюить! – одним размашистым надрезом оттяпал бабе башку, чтоб она не морочила ее себе и прочим всякой прекословной болтовней и хулиганскими оккультистскими глупостями. То есть как прежде дубиной, так и нынче клинком, применил боец Елпидифор один и тот же превентивный, с точки зрения охраны правопорядка, сокрушительный палаческий взмах. Приглянулся ему при столкновении с пульверизаторным солдатом этот простенький и эффективный приемчик, сразу дающий черепно-мозговое превосходство над бандитским соперником, и в казусе с ведьмой он решил не отказывать себе в удовольствии набить себе руку в хирургическом разделывании животрепещущих туш.

Ни Чох, ни Мелево ничего даже сообразить не успели, как чародейская тыква покатилась по взорванной ботве и уткнулась вывалившимся из горла языком в коническое углубление воронки. Чох так и остался стоять в молчаливом нацеливании на Елпидифора, не зная, что через минуту предпримет излишне активный, взбалмошный охотник, а Мелево, тоже без звука, лишь взглядом мотнул вслед за пронесшейся мимо башкой и тут же схватился за фугасный осколок, пошелохнувшийся у него в ягодице от резкого вращения шеей. Одна лишь девица Архицель от испуганной неожиданности нарушила междометием тишину, сказав: «Эх!», и в следующее мгновение подавилась предметом вышеописанных дебатов, то есть волшебной Ягиневой древесиной, вылетевшей из колдовской руки в критический для шаромыжницы смертоносный момент. Угодил ей ведьмин аппарат точнехонько в приоткрытый сахарный ротик, воткнулся гавайской сигарой, покачнулся крестоносным мановением и на фарфорово-обольстительной челюсти Архицели хрустяще переломился. И надо же такому случиться, что изумленная девушка, откусив навинчивающуюся рукоятку палки, непреднамеренно проглотила вместе с нею и колдовскую монаду, моментально разъев ее мгновенье спустя в селезенке обильным после долгой спячки желудочным соком. Оторванная голова Ягини только было собралась, откашлявшись, приказать своему туловищу чудодейственным образом присоединиться к гипофизу с гипоталамусом, как глаза ведьмы, внезапно раскалившись докрасна, звонко лопнули с гадким грохотом, волосы на макушке вспыхнули огнем болотистого цвета, от них занялся весь череп, и вот уже на обеих частях пожароопасной женщины заплясал сопровождающий представительниц колдовской профессии еще с сумрачных времен средневековья веселый очистительный костерок.

Вот как кошмарно сократилось количество персонажей в нашем жестоком предании. Молниеносно завершила свое злобное и бесконечно вредное существование бесстыжая ведьма Ягиня, оставив команду Чоха в численном меньшинстве, а тем временем смущение-то между главными участниками конфликта, между богом и лесничим, не исчерпалось. Так и остались они располагаться в опасных вооруженных позах, не зная, к какой политической стратегии склоняется его соперник – к настырному социалистическому соревнованию или к отходчивому либеральному собеседованию. Постояли наши бузотеры немного, поглядели сначала друг на друга, потом на догорающую горстку костяного пепла, потом на румяную от конфузливого закусывания Архицель – не знают, чего им делать.

Вдруг слышат: едет к ним кто-то будто бы на луноходе и ханжески распевает фальшивым голосом заунывные сальные ноты. Оглянулись скандалисты на тот марсианский холм, откуда доносилась воровская мелодика, а на него уже забирается тяжелая гаубица, направляемая основательным и разумным тихоней Копушей. После своего рекордного выстрела мешкотный мудрец захотел обвести взглядом плоды своей деятельности на посту Елпидифорского апостола и, где-то раздобыв гусеничный транспорт, решил прокатиться на нем до обстрелянной опушки. Произведенный им ландшафт в стиле фэнтези порадовал творца, но еще больше его осчастливило копошение в самой сердцевине пятнадцати гектаров космического пустыря четырех неистребимых биологических организмов. «Е-мое, так здесь, после моих геноцидных экспериментов, еще наблюдается органическая жизнь!» – важно высказал он себе под нос научное замечание. Задрав пушку вверх, Копуша от удовольствия стрельнул у Елпидифора с компанией над головами и, высунувшись из башни, завопил: