Победивший платит
Шрифт:
– Уступки?
– осторожно уточняет Нару.
– Какого рода уступки?
– Я имел все права требовать от барраярца скрупулезного исполнения моих правил, - сокрушенно признаюсь.
– И вместо этого согласился говорить с ним об условиях. Не следовало, вероятно, но мне тяжело быть с ним жестким, я испытываю постоянное искушение уступить его дикости. Он как-то ухитряется давить на отвратительную мягкость моей натуры, и если бы это был простой шантаж смертью - я бы устоял, но он действует более изящно.
– Грубый барраярец?
–
– Изящно? Слабый и несовершенный дикий генотип? Иллуми, в самом деле, чем бы ни завершилась твоя семейная эпопея, одно это уже заставляет считать ее интересной.
– Да, хоть что-то, - саркастически отвечаю я.
– Скука - последнее, на что я могу жаловаться в последнее время.
– Но как он это делает?
– недоумевает милорд.
– Мальчик мой, неужели этот дикарь нашел возможность играть на инструменте, назначения и устройства которого он не понимает?
– Именно так, - мрачно сообщаю я.
– Его несовершенство настолько велико, что руки чешутся исправить недостатки, а сопротивление лишь подогревает кровь.
– Ах, вот в чем дело, - облегченно улыбается Нару.
– Это вызов твоему решению и твое хорошее воспитание, Иллуми. Твоя семья безупречна. Контракт на потомство, который заключил с твоей матерью твой отец, получил одобрение Райского Сада. И если в твоем сводном брате я видел с детства нежелательные черты, то ты...
Кончики пальцев касаются моей щеки, и уместность прикосновения теплом гладит сердце, вынуждает прикрыть глаза.
– Ты слишком совершенен и потому слишком горд, - одаряет комплиментом Нару. От его руки пахнет лилиями.
– Что до твоего барраярца - если желаешь, забирай его себе, и не думай, что в этом есть что-то недостойное. Ты просто начал не с того. Вспомни, как отец тебя учил приручать диких зверей? Лаской. Только лаской. И это будет неплохое приобретение.
Это интересно… и может стать забавной игрой, если не воспринимать ее всерьез. В конце концов, посадить его под замок я всегда успею, не так ли?
– Мне следует предложить ему кусочек сахару, как норовистому жеребцу?
– улыбаюсь я.
– Я пытался, но проблема в том, что это существо предпочитает чертополох.
– Разве у тебя есть недостаток в чертополохе?
– снисходительно и ласково вопрошает Нару.
– Если у него несовершенный вкус, тебя это ни в какой мере не затрагивает. Чем меньше он будет раздражать тебя, Иллуми, тем легче будет приручить его и придать приемлемые очертания тому грубому явлению, которое он представляет собой сейчас. Уступи ему в малости, помани кусочком побольше, и он покорится.
– Но это не будет выглядеть так, будто я ему потакаю?
– уточняю я.
– Мне равно неприятны как наглость, так и бесцеремонность.
– Что поделать, если твой родич не способен принять истину, выраженную прямо?
– пожимает плечами Нару.
– И подбери ему духи, раз природный запах так тебя злит. Одним
Советуя, Нару легко касается моей руки - крошечный, ценный знак внимания и уважения. Выслушай я те же советы, выраженные в более жесткой форме, и фамильный нрав взял бы свое.
– Милорд, - поднося теплую гладкую ладонь к губам, говорю я, - вы поразительно мудры. Может быть, мне стоит одолжить вашу подушку, чтобы позаимствовать хоть кусочек ума?
– Кокетничаешь, - нежно подкусывает Нару, - что же до подушек, то их ты давно не удостаивал своим присутствием.
– Я исправлюсь, - обещаю, - не позднее, чем через десять минут. Всего один звонок. Передать ваши приветствия дражайшей?
– Безусловно, - кивает милорд, блеснув резными спинками гребней в прическе, - и к пожеланиям наилучшего прибавь уверения в том, что ты не одинок в столь непростой момент жизни.
Разговор по комму недолог: лишь убедиться в благополучии близких. Большая удача, что миледи Эйри и мои сыновья гостят сейчас в доме ее семейства и пока не видели новую родню… и не увидят, пока я не удостоверюсь в том, что юноша способен вести себя корректно. Милорд терпеливо ждет окончания беседы, поигрывая кисточкой накидки, и целует меня, едва гаснет мини-экран.
Я соскучился, у Нару необычайно нежное настроение, визит в его спальню - лучшее из возможных завершений вечера, и не было бы удовольствия больше, чем погостить в этом доме несколько дней кряду.
Если бы поздним утром следующего дня меня не подняли из расшитых простыней срочным вызовом в госпиталь, где моего барраярского родича осадили наглые писаки.
Глава 8. Эрик.
Цетагандийский СБшник покидает палату вместе с обещанием вернуться. Да, он не может ничего мне сделать... ничего хуже такого, что я сам готов сотворить с собой. Его попытки выжать из меня секрет, который я не знаю, гарантированно закончатся полным фиаско. Но оскорбленное осознание собственной идиотической доверчивости сводит этот победоносный факт к чему-то незначимому.
Голоса из коридора слышны неразборчиво, но все же сейчас, когда напряжение обострило все мои чувства до предела, громкости хватает, чтобы опознать характерный баритон так называемого главы семьи. Требует отчета от своего легавого, хочет знать, что именно тому удалось вытрясти из непокорного барраярца? Журналисты, вероятно, ему уже доложились? В висках пульсирует бессмысленная злоба, ощутимая едва на пределе различимости, как комариный писк, и такая же изнуряющая.
Разговор за дверью тянется достаточно долго, чтобы я успел промариноваться в собственной кипящей желчи. Кто же сомневался, что контрразведчик оказался здесь с полного благословления Эйри. Хорошо, начал с вежливого разговора, а не сразу мне руку выкрутил. Хотя провокация, организованная против меня, вполне давала ему такой повод.