Победивший платит
Шрифт:
Какое, однако, чинное поведение в веселом доме.
– Больше всего мне это напоминает ухаживания на деревенской вечеринке, - признаюсь.
– Жареные орешки, осторожные переглядывания, обязательные танцы и лишь потом можно удаляться в сторону сеновала. Разве что барышня вправе сказать кавалеру "нет".
– Так и здесь, - кивает Иллуми, сравнением отнюдь не задетый.
– Ни одна девушка не пойдет с неприятным ей человеком.
Гражданские свободы для работниц борделя? Видимо, у меня слишком явно падает челюсть, потому что он поясняет: - Если девушка ублажает партнера, не испытывая
Ах, да. Для низших. Отголосок старого разговора царапает, как могла бы резать слух диссонирующая нота, и я со злой язвительной усмешкой напоминаю: - Я-то низший. Меня туда хоть на порог пустят?
– Что за чушь приходит тебе в голову!
– тут же вскипает Иллуми.
– Любить можно только равного. Так что не вздумай меня оскорблять подобными высказываниями.
Повисает напряженная, потрескивающая статическим электричеством тишина. Я не хотел его обижать, напоминаю себе. И он меня тоже. И... "любить". Черт.
– Знаешь, Иллуми, - предлагаю кротко, - не заказать ли нам в дорогом салоне парочку-другую шелковых флажков с вышитой вручную надписью "Внимание, культурный барьер!" И поднимать их посреди разговора в качестве превентивной меры.
– Замечательная идея, - ворчат в ответ, - но ты ошибся с размерами. Нам целый транспарант понадобится.
... Прошла гроза стороной. Я успокаиваюсь. Ладно, бывает, не поняли.
– Наверное, заслужить от платной девочки отказ позорно?
– осторожно прощупываю почву.
– Да нет, - удивленно пожимает плечами Иллуми.
– И мне отказывали пару раз. Ну не понравился, бывает. Жизнь несовершенна.
– Пришлось уйти с вечеринки?
– догадываюсь.
Усмехаясь, он меня поправляет нарочито назидательным тоном, как папаша, открывающий своему юному отпрыску тайны взрослой жизни.
– Я разделил вечер с другой, и не могу сказать, чтобы был разочарован. Все девушки - и юноши, если того пожелает гость, - в Доме первоклассны, и обижаться на кого-то из них так же нелепо, как на дождливую погоду. Дом Услад - не место для соперничества, туда приходят просто получить удовольствие. А нарочно оставаться весь вечер одному - неявный упрек заведению. Так что ты без красотки не останешься.
Таким тоном он мог бы расхваливать мне какие-то особенно удачные пирожные, которые мне непременно стоит попробовать. И, черт возьми, я сам не против.
– Если ты категорически откажешься, можем ограничиться официальной частью и сбежать, - предлагает Иллуми с сомнением и добавляет совсем жалобно: - Но не хотелось бы.
Интересно, это хитрость, призванная придать мне легкомыслия, или...
– Погоди-ка. Это не затем, чтобы скрыть, что я тебе больше любовник, чем дальний родственник?
– Идея хорошая, - фыркает Иллуми, прижимая меня к себе, - да разве удастся? Вокруг нас ведь не слепые. Ох, и припомнят мне поединок с Бонэ... Не станешь же каждому объяснять, что я раньше терпеть тебя не мог? К тому же ты барраярец... сам знаешь, какое количество общеизвестной чуши разделяет наши народы.
Чуть кривится.
– Пока тебя не узнаешь получше, в эту чушь даже можно поверить.
М-да. Про дуэль я как-то забыл. Остается отшутиться: - Будешь говорить, что я не устоял перед тобой и сдался на условия победителя.
– Делаю преувеличенно смиренную мину.
– Как, выгляжу я укрощенным?
– Вздыхаю.
– Боюсь, с моими нынешними привычками я безвозвратно испортился для нормальной жизни.
– Ничего, - мягко утешает меня Иллуми.
– До тех пор, пока ты не начал выращивать котят на деревьях, ты еще не полностью потерян для своих устоев.
Хохочу, с трудом выговаривая: - Если я начну... выращивать на деревьях котят, а в чайной чашке разводить рыбок... то окажусь потерян для всего, кроме уютной психиатрической больницы.
Иллуми не подхватывает штуки, озадаченно морщит лоб, лишь потом понимает.
– А, ты не в курсе. Это биотехнология - традиционное развлечение наших дам.
– Только дам?
– уточняю с некоторой тревогой, представив разговоры сегодня вечером. Мутанты... бр-р, не лучшая тема.
– Мужские хобби обычно гораздо обыденнее. Из тех, с кем мы сегодня встречаемся, - живопись, поэзия, старинное оружие. Сам увидишь. Пора одеваться, между прочим.
– И шлепком по плечу он отправляет меня к двери.
Час спустя выясняется, что мы составляем замечательную контрастирующую пару. Я в своем закрытом полувоенном стиле - пиджак застегнут доверху, высокие ботинки зашнурованы и даже перчатки в кармане. И Иллуми в новой накидке из мелко искрящейся на складках ткани, с драгоценными камнями в прическе и хитро свитыми браслетами на обеих руках. Он одобрительно кивает и, как последний штрих, добавляет несколько капель из уже знакомого флакона с "Ястребом". Себе на шею, волосы и кисти рук, мою же стрижку только ерошит душистыми пальцами.
– Хватит и намека.
***
Дом Услад оказывается банально уютен. В небольшом округлом зале у дальней стены нечто вроде подиума, остальное место занимают диваны и столики с угощением. Пахнут ароматическим маслом светильники, переговаривается сидящая компания. Появившемуся Иллуми откровенно рады, я вызываю скорее настороженное, но незлое любопытство. В ответ на представление сам коротко киваю, щелкая каблуками. Полдюжины названных имен пока не говорят мне ничего, но постраюсь их запомнить.
Занимаю руки бокалом и разглядываю тех троих, к кому подсел Иллуми.
Светловолосый скуластый мужчина без возраста - Арно, кажется. Холодное лицо вместо грима отмечено лишь наклейкой на скуле, да и приковывает оно взгляд меньше, чем накидка сочного багряного цвета. Второй, Пелл - моего примерно роста (значит, невысокий для цета) крепыш; он играет кончиком длинной рыжеватой косы и реплики бросает отрывисто. И третий, которого я невольно разглядываю, точно скульптуру в музее, и неудивительно: безумно переливчатые складчатые одежки, авангардный грим, и на этом раскрашенном лице просто написано, что главная из его работ - он сам. Иллуми говорил, что один из его друзей - художник? Фирд или Фирн, вот как его зовут.