Победы, которые не умирают
Шрифт:
Перед рассветом люди засобирались, чтобы успеть донести до богов свои чаяния, мечты и благодарности. Гектор с трудом продрал глаза и почти на ощупь вылез из палатки.
Ветер пробирал до костей, и не было ещё солнца, чтобы сгладить его силу, однако Гектор почти не ощущал холода. Впереди всех ждал трудный, но чудесный день, и предвкушение грядущих побед уже витало в воздухе. Начинаются Олимпийские игры!
Наскоро перекусив лепёшками, Гектор с отцом, Праксидам и Клеант, который казался на удивление хорошо выспавшимся, отправились к ограде Олимпийского святилища. Туда же стекались многочисленные людские
Гектор подпрыгивал на месте, пытаясь что-либо разглядеть, но это было почти невозможно. Даже более высокий Клеант напрасно вытягивал шею. Вокруг стоял невообразимый гул голосов, перекричать который никто и не пытался. Праксидам рукой указал, куда смотреть, и мальчики заметили огромную процессию, выделявшуюся на фоне толпы спокойствием и собранностью. Тьма постепенно рассеивалась, и стали видны пурпурные мантии двух агонофетов, распорядителей состязаний, и белые – жрецов. Жрецы держали на привязи животных, среди которых стояли два огромных быка, предназначенных в жертву Зевсу Олимпийскому. За жрецами выстроились именитые граждане разных городов в богатых одеждах, с дарами в руках, и спортсмены в накинутых плащах. Гектор хотел было задать несколько вопросов Праксидаму, но быстро понял, что это бесполезное занятие, и решил просто наблюдать. Вопросы подождут. К тому же старый эгинец вскоре покинул их компанию и каким-то образом сумел протиснуться ко входу, присоединившись к процессии. Прокл прокричал в ухо Гектору, что победители прошлых лет зачастую приглашались для участия в церемониях.
Тем временем процессия направилась к главному входу в Альтис – тому самому, через который вчера Праксидам провёл Гектора в священный округ. Гектор уже знал, что сначала они зайдут в пританей, где принесут жертву богине домашнего очага Гестии, затем будет главная жертва – на алтаре Зевса Олимпийского, после чего по очереди будут принесены жертвы на алтарях других богов, что займёт всю первую половину дня.
Время шло, но никто не уходил. Солнце поднималось всё выше, заряжая людей энергией. Снова оживилась торговля. Вокруг то и дело заключали пари, обсуждали атлетов и их шансы на победу, вспоминали прошлые игры…
Наконец из Альтиса появилась процессия и направилась к булевтерию. У статуи Зевса зазвучали слова клятв, почти неслышные толпе, которая сопровождала их приветственными криками. Когда всё закончилось, народ загудел громче, уже зная, что основная церемония этого дня подходит к концу. Солнце пекло нещадно, и люди постепенно разбредались по палаточному городку, чтобы перекусить и отдохнуть.
После обеда Гектор с Клеантом по совету Праксидама отправились посмотреть за тренировками, которые шли полным ходом. В центре гимнасия – огромной песчаной площадки, окружённой колоннадой, – шла борьба, хотя было очевидно, что бой тренировочный. За боем наблюдал огромный человек, словно высеченный из камня, его мускулы играли под бронзовой кожей, будто он и сам боролся.
– Это Милон, – давешний знакомый из Милета, Меарон, восхищённо, как мальчишка, уставился на знаменитого борца. – Сейчас он порвёт верёвку, смотрите!
Гектор не сразу понял, что имеет в виду Меарон, но через мгновение подметил, что голова Милона обтянута верёвкой, лицо побагровело и налилось кровью, а вены на шее вздулись от невероятного напряжения. Группа зевак с интересом наблюдала за процессом, громко выражая поддержку, а кое-кто, явно заключив пари, сильно переживал за исход сражения.
Гектор присоединился к приветственным крикам, а когда верёвка лопнула, радостно завопил вместе со всеми. Клеант, стоявший рядом, был более сдержан, но сила атлета поразила и его.
На этом развлечение не закончилось. Милон вытянул перед собой руку, поставив ладонь ребром так, что большой палец смотрел вверх, а остальные пальцы были плотно прижаты друг к другу.
– Хотите доказать свою силу? – крикнул он. Его голос без труда перекрыл вопли собравшихся. – Предлагаю желающим отогнуть мизинец.
Желающие нашлись, но все попытки закончились ничем. Милон стоял, как вкопанный, и даже зевнул, когда вездесущий Гектор уцепился за его мизинец и, подобрав ноги, повис в воздухе, держась за палец. Вскоре Милон улыбнулся мальчику и сказал:
– Ну, довольно, мне пора немного размяться.
Гектор, улыбаясь от уха до уха, отошёл в сторонку, туда, где стоял Клеант. Довольные зрители не расходились, и мальчики с трудом протиснулись сквозь толпу в надежде увидеть других спортсменов. Их было человек двадцать, некоторые отдыхали в тени деревьев, но большинство бегали, прыгали, боролись или метали диск. Среди них были и ребята немногим старше Гектора, которым он отчаянно позавидовал. Стать чемпионом в таком возрасте! На одного из борцов, красивого молодого человека лет двадцати двух, указал Клеант:
– Это Каллител. Ещё недавно он учился в той же школе, где и я, был главой отряда.
– Отряда?
– Ну да, нас делят по отрядам, когда мы уходим из семьи.
– Как это – уходите из семьи?
– Ну, когда мне было семь, отец, как и другие родители, отдал меня в школу, а там нас поделили на отряды. – Видя, что Гектор не понял, Клеант нехотя добавил: – Мальчики из одного отряда вместе спят, едят и учатся.
– Спят? А разве вы спите не дома? – растерянно спросил Гектор.
– Мы не живём дома. Для нас школа – это и есть дом.
– Как странно, а у нас не так. Я живу с родителями, а мой учитель грамматики только учит нас с друзьями грамоте. И ещё я хожу в палестру на тренировки. А почему у вас по-другому?
– Такой закон издавна установил Ликург. Он был великим законодателем.
Гектор задумался. Жизнь вне дома и без родителей казалась ему невозможной.
– А как же твои родители? Они что, не против?
– Нет, конечно. Как они могут быть против? – Клеант пожал плечами. – Это закон. Все ему следуют.
Помолчав, он добавил слышанные не раз слова:
– В Спарте все живут, как одна семья.
Гектор едва не сказал, что не хотел бы жить, как в Спарте, но побоялся оскорбить нового знакомого. Он часто слышал от отца и других взрослых, в том числе и учителей, что в разных местах разные обычаи, но впервые он узнал о городе, где дети и родители не были семьёй. Это казалось странным и даже диким.
Клеант отвернулся, делая вид, что смотрит на борьбу своего соотечественника. На самом деле он вспомнил то, о чём думал вчера вечером. Раньше он не считал, что его жизнь чем-то необычна, но, побывав здесь, понял, что есть и жизнь другая. Большинство мальчишек в Олимпии ходили с отцами. Те объясняли им правила, описывали игры, учили разным премудростям, иногда наказывали. Всё это было у спартанцев, но в роли отца выступали все взрослые. Их полагалось уважать, почитать, слушаться. Оставив Спарту, Клеант впервые столкнулся с тем, что отца можно ещё и любить. Просто потому что он – отец. Это противоречило установлениям Ликурга, но почему-то не казалось неправильным.