Побег аристократа. Постоялец
Шрифт:
Эли Нажеар, имея связи в Брюсселе, ввязался в игру и был так убедителен, что получил аванс под будущие комиссионные.
Все было яснее ясного: если он продаст ковры, ему причитаются двести тысяч франков!
Сильви путешествовала вторым классом. С первого дня мужчины вились вокруг нее — четверо, если не пятеро ретивых поклонников. Вечерами она регулярно красовалась на палубе, задерживаясь там до двух-трех часов ночи.
Кто доплатил за ее каюту в первом классе? Во всяком случае не Нажеар, он в то время
Он оплатил ей путь от Неаполя до Марселя. Повез ее в Париж, потом в Брюссель. Здесь они провели три дня, за это время стало очевидно, что затея с коврами безнадежна. Сверх того Эли расхворался, а в кошельке у него оставалось меньше тысячи франков. Прикрываясь одеялом, он исподтишка смотрел, как женщина размазывает по губам яркую помаду.
— Все-таки не пойму, что ты собираешься делать в городе в такое время дня?
— Тебя не касается.
— Небось, задумала поохотиться на Ван дер Хмыра!
— Почему бы и нет?
Он был не ревнив. На пароходе, правда, ревновал, но там он оказался одним из мужчин, осаждавших Сильви, все пассажиры были в курсе событий, а когда час за часом каждый твой шаг на виду…
Теперь он даже слишком хорошо изучил ее. Он видел ее в постели по утрам, когда веснушки у нее под глазами проступали особенно заметно, оттеняя все то плебейское, что таилось в ее плотском существе.
— Дай мне денег, — сказала она, одергивая узкое платье, не в меру плотно облегающее ягодицы.
Он не шелохнулся даже тогда, когда она вытащила кошелек из кармана его пиджака. Видел, как она отсчитывала четыре, пять, шесть стофранковых купюр и совала их к себе в сумочку. Трамваи с большими зажженными фарами без передышки сновали взад-вперед по проспекту Жардэн-Ботаник.
— Хочешь, я скажу, чтобы тебе принесли чего-нибудь поесть?
Обернулась к нему, подождала, протянула удивленно:
— Ну и пожалуйста! Не желаешь отвечать? Дурак!
Нет, отвечать он не собирался! Молча смотрел на нее одним глазом, и ей стало не по себе от того, что она не знает, о чем он думает.
— До вечера…
Он не двигался. Она набросила на плечи меховое манто.
— Ты не хочешь сказать мне «до свиданья»?
Она потушила в ванной свет, отыскала свои перчатки, бросила взгляд на унылую панораму Ботанического сада. Пожала плечами:
— Что ж, тем хуже!
Ведь и он уже не тот! На «Теофиле Готье» он выглядел молодым, элегантным. Это был парень тридцати пяти лет, очень тонкий, черноволосый, только нос был малость великоват.
— Ты турок?
— Португалец. По происхождению.
Он был остроумен или, вернее, отличался скептицизмом достаточно эффектного сорта. Когда Сильви сказала ему, что была танцовщицей, он поинтересовался, в каком из кабаре Каира она работала.
— В «Табарене»!
— Тысяча франков в месяц плюс процентная надбавка за шампанское, заказанное клиентом, — заявил он.
И ведь как точно! Да, он знал Каир. Он знал и Бухарест, где она два месяца проработала в «Максиме». Он болтал с нею о людях, с которыми она там кутила.
— Ты богатый?
— В Брюсселе меня ждут двести тысяч франков.
Как бы не так! Всему пришел конец! Он стал больным! Занудным! Уродливым!
— До вечера…
Свои вещи она оставила в номере. Проходя мимо двери Ван дер Хмыра, она мельком глянула на нее и приметила кипу голландских газет, торчавшую из переполненного почтового ящика.
Эли совсем не думал о ней. Смотрел на потолок, потом в окно, потом на потушенные лампы. Хотелось высморкаться, но он не решился, так это выходило больно. Он чувствовал, как капли пота медленно проступают сквозь кожу, стекают по телу.
— Мне бы машину, — сказала она портье.
— Такси?
— Нужно съездить в Шарлеруа.
— В таком случае я вам предложу большой наемный автомобиль.
Вестибюль тоже был ярко освещен. Сильви ждала, неторопливо прохаживаясь мимо витрин в медных рамах. Вскоре подкатило старомодное авто, за рулем которого восседал шофер в ливрее.
— Сначала в Бон-Марше.
В магазине низких цен горели матированные лампы. Ни день, ни ночь — этот Бон-Марше словно выпал из времени. Шарнирные двери, вращаясь, впускали холодный воздух. Продавщицы носили под платьем шерстяные трико.
Что именно она ищет, Сильви и сама не знала. Купила голубые кожаные домашние тапочки, свитер, пару трубок, чулки из искусственного шелка и сумочку. Корчила из себя важную даму, томно драпировалась в меховое манто.
— Это подарки, — объяснила она продавщице, которая последовала вслед за ней к автомобилю, неся пакеты.
Машина выехала из города и покатила к Шарлеруа через лес, где снег лежал и не таял. Стекла помутнели, Сильви протирала их ладонью, ей хотелось видеть пейзаж, особенно когда показались первые шахты угледобычи и шахтерские поселки.
Как только въехали в город, она раскрыла сумочку и подправила макияж. Потом скомандовала:
— Поверните налево. Еще раз налево. Теперь через мост. Дальше вдоль трамвайной линии…
На склонах огромных черных конусов каменноугольных шахт еще оставались снежные полосы, это смахивало на экзему. Машина ехала по нескончаемой улице, за окнами тянулись два ряда двухэтажных одинаковых домов из коричневого кирпича, от времени ставшего черным. Порой по протянутым над шоссе тросам проплывали вагонетки. Один раз, когда по пересекающей дорогу колее проходил маленький состав, она увидела работника, махавшего красным флажком.