Побег аристократа. Постоялец
Шрифт:
Едва успев открыть дверь, господин Монд увидел, как парень побледнел, зашатался и лишился чувств. Отец подбежал к нему в то мгновение, когда он уже распростерся на пыльном полу, колотя по нему руками.
Позже, за завтраком, двое служащих, свидетелей этой сцены, болтали с кладовщиком, один из них рассказывал не без осуждения:
— Он и пальцем о палец не ударил. Глазом не моргнул. Стоял и смотрел сверху вниз, ждал, когда парень в себя придет. Можно было подумать, что он не в духе, взъелся за что-то. Наконец мальчишка открыл глаза, встал,
Однако именно с сыном, с ним одним господин Монд пошел завтракать в свой привычный ресторан возле рынка. Звонить на улицу Баллю он не стал. И господину Лорису запретил.
— Ты действительно поверил, что я никогда не вернусь? А как поживает твоя сестра?
— Я с ней иногда вижусь. Украдкой. Дела там совсем плохи. Они по уши в долгах, да еще с мамой судятся.
Ален то и дело отводил глаза, но у господина Монда создалось впечатление, что со временем он сумеет приручить своего мальчика. В какой-то момент его взгляд невольно остановился на декоративном платочке с кружевом, торчавшем из жилетного кармана. Молодой человек заметил это и покраснел. Через минуту он вышел в туалет, а когда вернулся, платочка уже не было.
— Я вообще-то не в курсе, но, по-моему, все передряги начались из-за сейфа…
— Однако у твоей матери был ключ.
— Похоже, этого оказалось недостаточно…
Не теряя времени, господин Монд принялся наводить порядок. В три часа он посетил директора банка. И только в пять вышел из такси перед маленьким особняком на улице Баллю. Консьержка сочла уместным издать восклицание. А он просто вернулся домой, и не как путешественник после долгой поездки, ведь при нем даже багажа не было. Позвонил и вошел, как делал каждый день на протяжении многих, многих лет.
— Мадам наверху?
— Она только что уехала, взяла машину. Я слышала, как она велела Жозефу отправляться к ее поверенному.
Ничто не изменилось. На лестнице он встретил горничную — ту, что принадлежала исключительно его жене. Она вздрогнула и чуть не выронила поднос, который держала в руках.
— Знаете что, Розали…
— Да, мсье?
— Я не хочу, чтобы вы звонили мадам.
— Но, мсье…
— Я сказал, чтобы вы не звонили. Это все!
— Поездка мсье была удачной?
— Великолепной.
— Мадам будет очень…
Не видя смысла слушать дальше, он пошел к себе в комнату, где с видимом удовольствием облачился в собственную одежду. Потом спустился в кабинет, свой старый кабинет с многоцветными стеклами, служивший и его отцу, и деду.
По видимости ничто не изменилось, но он хмурил брови. Искал, что его здесь задело. Ага, пепельница! На письменном столе ее больше не было, как и двух трубок, которые он курил только здесь, у себя, в этой комнате. На их месте он увидел очки своей жены. А еще на бюваре лежала папка с деловыми бумагами, которые были ему неизвестны.
Он позвонил, вызвал Розали и передал ей эти предметы:
— Отнесите это к мадам.
— Хорошо, мсье.
— Вы не знаете, где мои трубки?
— Думаю, их переложили в шкаф, тот, внизу.
— Благодарю.
Он вновь примерял эту комнату на себя, как примеряют новый костюм, или, вернее, как примериваются к самому себе, надев костюм, которого давно не носили. Но в зеркало он не взглянул ни разу. Наоборот, прислонился лбом к оконному стеклу в том же месте, где всегда, снова увидел тот же клочок тротуара, те же окна напротив. В одном из этих окон, на четвертом этаже, маленькая старушка, годами не выходившая из дому, пристально смотрела на него сквозь занавески.
Он только что закурил трубку, в воздухе поплыл дым, придавая комнате малую толику тепла и уюта, когда к дому подъехал его собственный автомобиль: звук мотора он бы ни с чем не спутал. Машина остановилась у подъезда. Скрипнула открываемая Жозефом дверца.
В этот самый момент зазвонил телефон. Господин Монд снял трубку:
— Алло! Да, это я. Как вы сказали? Обошлось почти благополучно? Бедная женщина! Я не думал…
Шаги на лестнице. Дверь распахнулась. Он увидел свою жену, стоящую в дверном проеме. А голос Букара все еще звучал у него в ушах.
— Ну да, она привыкнет… Нет. Не приду. Как? Зачем? Теперь, когда у нее есть все, что ей нужно…
Мадам Монд не шелохнулась. Спокойно смотрела на него, разглядывала маленькими черными глазами, которые стали менее жесткими: она, может статься, впервые в жизни испытывала некоторое замешательство.
— Пусть будет так. Завтра? До завтра, Поль. Спасибо. Ну да. Спасибо.
Он невозмутимо повесил трубку. Жена приблизилась. У нее так пересохло в горле, что голос стал придушенным:
— Вы вернулись… — выговорила она.
— Как видите.
— Если бы вы знали, сколько я выстрадала…
Она спросила себя, надлежит ли ей броситься ему на шею. Шмыгнула носом. А он просто легонько коснулся губами ее лба и на секунду ласково сжал ей обе руки.
Сомнения не было, она уже все заметила: и пепельницу, и обе трубки, и исчезновение очков и папки. А потому сочла своим долгом отметить:
— Вы все такой же.
Он отозвался с тем спокойствием, которое принес с собой и за которым угадывалась головокружительная пустота:
— Напротив.
И только. Ни слова больше. Он был защищен. Податливый, текучий, как сама жизнь, он растворился в ее потоке. Помолчав, господин Монд прибавил без иронии:
— Я узнал, что у вас возникли сложности с этим сейфом. Прошу меня простить. Я ни разу не удосужился вдуматься в ту формулировку, под которой столько раз подписывался: «Удостоверяю, что моя супруга…»
— Замолчите! — взмолилась она.
— Почему? Вы же видите, я жив. Наверное, надо зайти в полицейский комиссариат, объявить об этом, коль скоро вы, несомненно, сообщили о моем исчезновении…