Побег из Амстердама
Шрифт:
Наконец у меня было доказательство, что угрозы существуют не только у меня в голове. Я сохранила сообщение, чтобы показать его Анс, Виктору и Ван Дейку. С этим он мог бы работать.
Сегодня я поеду в Амстердам. Поговорю с Ван Дейком и посмотрю на дом. Может, позвоню Геерту и Стиву. Я достаточно провалялась бревном на диване.
Анс было невозможно убедить, что я справлюсь сама. Она настаивала, что поедет со мной. Принимая такие таблетки, нельзя садиться за руль, а моя психика не выдержит допроса в полиции.
— Я не могу тебя отпустить. Я несу за тебя ответственность. Я всеми правдами и неправдами уговорила Виктора
— Анс, со мной не случится никакого припадка. Я просто хочу увидеть свой дом. Я должна что-то делать. Если ты позвонишь или поедешь со мной, они и правда подумают, что у меня не все дома. Я в порядке, правда. А те таблетки больше пить не буду. С тех пор как я стала их принимать, я чувствую себя как зомби. У меня дрожат руки, я устаю и мне ничего не хочется. Я не хочу больше задыхаться и лежать на диване. Мне надо ехать, а вечером я в целости и сохранности вернусь домой.
Она не смогла меня удержать. Я твердо решила ехать. Анс молча налила в маленький термос кофе и протянула мне:
— Будь осторожна. Позвони, как доедешь.
— Позвоню. Следи, пожалуйста, за детьми.
— Конечно.
Мейрел стала топать ногами и требовать, чтобы я взяла ее с собой. Ей тоже хотелось в город, в ее комнату и к подружкам. Анс стала ее утешать и сказала, что у нее есть сюрприз. Я натянула куртку, схватила сумку, надела очки, прижала к себе Вольфа, потискала сердитую дочь и выбежала на улицу.
Было так здорово снова вести машину и видеть солнечный свет, пусть и тонкие лучики. И слушать мою музыку. With birds I share this lonely view. [5]
Я словно вырвалась из сырого подвала. Страх исчез. Ключ от офиса Мартина лежал у меня в сумке. Я стащила его, когда Анс на минуту отлучилась с кухни.
Я поставила свой рабочий диск. Песни «Супримз», Дасти Спрингфельд, Арета Франклин, Эн Пиблз, «I Will Survive»Глории Гейнер. Ее всегда на «ура» принимала женская публика, молодые и пожилые, студентки и кассирши.
5
Лишь птицы разделят со мной этот грустный пейзаж (англ.).
Я запела. Голос был слабым и хрупким, несколько раз срывался, но становился все глубже, пока я не стала чувствовать его животом. Я кричала вместе с Глорией, выплескивая свое напряжение.
Я буду жить, смогу забыть И не пытаться поменять, Что я не в силах изменить, Я не желаю слышать вновь Про эту глупую любовь. Оставь ключи и уходи! Счастливого пути!Это
Я летела по шоссе, и мне казалось, что колеса отрывались от асфальта. Я пела в собственном видеоклипе. И была так хороша. Чертовски хороша!
Я въехала в Амстердам. Смотрела, как по улицам ходят люди. Испугалась трамвайного звонка. Чем ближе я подъезжала к знакомому кварталу, тем сильнее потели ладони. Я проехала мимо булочной, где каждое утро покупала булочки и круассаны. Зеленщик. Бар, открытый двадцать четыре часа. Из школы мамы забирали одноклассников Вольфа.
Когда я свернула на свою улицу, мои мышцы сжались в панцирь, а суставы как будто скрипели при каждом движении. Парковаться было негде. На моем месте стоял новенький блестящий черный «сааб».
Я вышла из машины и посмотрела в сторону калитки перед моим домом. Кухонное окно забито фанерой. Красный кирпич закоптился, а темно-зеленые решетки обуглились. Окно спальни Мейрел и Вольфа на втором этаже было распахнуто. Их небесно-голубые занавески со звездочками печально болтались на ветру. Соседнее окно моей спальни тоже было заколочено.
Плющ отцепился от стены, и теперь его грустно трепал ветер.
Я глубоко вздохнула, положив руку на холодный металл изгороди. На двери висела записка: «Пожалуйста, кладите почту в ящик дома 2».
Должно быть, ее написала Рини. Я смахнула слезы и прикурила.
— Со стороны хуже, чем на самом деле, — сказал Ван Дейк, выходящий из черного «сааба». Он подошел ко мне и протянул руку. — Добрый день, мефрау Фос. Верхние этажи практически целы, только залиты при тушении.
Я не подала ему руки, показав пораненные пальцы.
— Ох, простите, что с вами случилось?
— Маленький несчастный случай, — ответила я и снова надела темные очки.
— М-да… Многовато у вас в последнее время неприятностей.
— Можно мне зайти?
— Да, конечно. Только обувь, боюсь, испачкаете. На кухне еще стоит вода.
— Ничего страшного. Я хочу все увидеть.
Он отомкнул навесной замок, отодвинул калитку и прошел впереди меня к входной двери. Там висел еще один замок, от которого у него тоже нашелся ключ. В холле было сантиметра на три черной воды, но Ван Дейк предусмотрительно обулся в резиновые сапоги. Мне бросилось в глаза, какие огромные у него ступни. Из кармана куртки он достал фонарик, мне пришлось снять очки, чтобы хоть что-то разглядеть. Его взгляд тут же упал на мой лиловый заплывший левый глаз.
От лестницы остался только обугленный скелет. Стены закоптились, штукатурка местами отвалилась. Фотографии наших с Геертом концертов исчезли, вместо них на стенах висели расплавленные пластмассовые нити. Вешалки тоже не было, и вереницы сапожек под ней, а на месте велосипедов Мейрел и Вольфа были только покореженные бесполезные рамы. Как будто в доме были военные действия.
Мы прошли на кухню. Дверная рама держалась на стальной штанге. Остатки шкафчиков перекосились, а дверцы как будто сдуло. Мой кухонный стол, деревянные стулья — ничего не осталось, все было расплавлено, разодрано, обуглено или превратилось в куски черной массы, которая плавала в жиже на полу. Дом для барби Мейрел стал грязным куском розовой пластмассы. Огромная зияющая дыра на месте дверей в сад. Моя гладильная доска перевернутой валялась на улице.