Побег обреченных
Шрифт:
И – попал в иную реальность. Это он понял сразу: произошло нечто, изменившее все-все, и теперь не существовало никакой дороги, слов, проклятой крысы… Была непроглядная, почти космическая темнота и тишина, в которую с нудным шипением срывались какие-то невидимые, словно отсчитывающие секунды, капли. И мысли были такими же, как эти капли: спокойными и мерно обрывающимися в ничто.
Из того, уже бесповоротно прошлого, всплыло воспоминание: упругий хлопок…
Бригадир ударной бандитской группы Гоша,
– Значит, ты, Леня, сразу выдергивай его на сушу и по рогам, по рогам… А ты, Гангрена, бабу придуши слегка, чтоб не голосила особо…
– Да чего ты учишь! – огрызались грамотные в своем ремесле бандиты. – На его «девятке» сегодня уедем, это как пить… Давай, начинай подрезать…
«Форд», двигающийся без габаритных огней, рванул вперед, ориентируясь на островок света от фар «девятки», но тут ведомая машина, ровно двигающаяся по односторонней улице, резко, будто огибая препятствие, ушла влево, заставив водителя «Форда» совершить таким внезапным маневром перемещение в противоположную сторону; затем «девятка» нырнула вправо, и «Форд», еле избегнув неминуемого серьезного столкновения, снова ушел вбок, попав в полосу кромешной тьмы…
– Фары! – заорал Скорцени, тыкая растопыренными пальцами в еле угадываемые во тьме клавиши и наконец точно попадая в искомую…
Свет рассек непроницаемое пространство, которое тут же заполнила оранжево-белая, грозно скалящаяся морда стоящего у обочины «КамАЗа»…
Это было последнее, что увидели в своей земной жизни пятеро несостоявшихся как люди сущностей, превратившихся в кровавое месиво, спрессованное перекореженным металлом и пластмассой.
РАКИТИН
Ракитин мотнул головой, стряхивая ошеломленность и слепоту; дошло: лобового стекла нет, приборы погасли, а то, что так убаюкивающе капало, – вероятно, тосол: из-под развороченного, вздыбившегося капота клубами валил пар:
– Люда… – позвал он в темноту.
– Сними клемму… – отозвалась она ровным, мертвым голосом.
Ракитин толкнул дверь – как-то беспомощно и косо вывалившуюся, обвиснув на петлях, в эту новую, неизвестную действительность, выскочил из машины и увидел: запыленная громада рефрижератора, не замеченная им в темноте, и отскочившие от ее задних колес «Жигули».
Удар пришелся в правую сторону, и кузов скрючило и завалило также направо. Теперь это был лом; только шипели тосол и кислота, лившиеся из разбитого аккумулятора и двигателя.
Он закрыл глаза, еще пытаясь обмануть себя, поверить, что, когда откроет их, очутится в квартире Семуш-кина, в мягком кресле, где попросту задремал…
Нет. Была ночная улица, рефрижератор, разбитая машина и беззвучно содрогавшийся в жестоком хохоте мир. Мир, который спятил.
Он вновь метнулся в машину, но за рулем увидел жену.
– Машину вела я. – Голос ее Срывался на какой-то трудный, глухой шепот. – А ты… успокойся. Мы живы, ясно? Это главное.
– Но как… ты… – бессвязно говорил он, оглядываясь на смутные силуэты собиравшихся откуда-то людей, слыша невнятные голоса, вскрики; затем позади вспыхнули фары, и асфальт, уходивший в черноту, заискрился голубыми всполохами.
Этот миг неизвестно как возникшей суеты вернул ему некоторое самообладание.
– Что с тобой? – задал он первый внятный вопрос.
– Думаю, обойдется… – Ее била дрожь, и она болезненно морщилась. – Ноги только… Встать – никак. Порезы… – Она стряхнула стекавшую с пальцев кровь на асфальт. – Зашьют, ничего. И запомни: я вела машину. Ты выпил… понимаешь?
– Бред, ахинея… – твердил он беззвучно, одними губами, затравленно всматриваясь в десяток равнодушно-любопытных лиц, окруживших его, и думая: откуда их столько – этих людей? После увидел остановившийся сзади автобус и понял: «Жигули» перегородили улицу, застопорив движение…
Тут фиолетово засверкали, крутясь, колпаки спецсигналов, толпа, оживленно судача, расступилась перед машинами «Скорой помощи» и ГАИ.
Ракитина кто-то взял под локоть, и очнулся он от судорогой передернувшего его запаха нашатыря в салоне милицейского микроавтобуса.
– Дежурный по городу, – втолковывал ему молоденький лейтенант. – Как себя чувствуете? Чья машина?
Ракитин молча отдал документы, глядя на ярко-желтую ленту, тянувшуюся из рулетки измеряющих расстояния милиционеров.
– Дверцу ему привяжи, дверцу! – кричал сержант в бушлате водителю «техпомощи», хлопотавшему возле изувеченного автомобиля. – Захлопывается? Ну, порядок тогда!
– А доверенность где? – спросил лейтенант.
– Машина на тестя, еще не оформили…
– Значит, отправится на штрафную площадку, – заключил лейтенант. – А вы поедете со мной, если здоровы. Или, пожалуйста, – «Скорая»…
– Я с женой, – сказал Ракитин.
– Да вы что, до сих пор в шоке? Ее ж увезли… – удивился лейтенант, безразлично провожая взглядом «техпомощь» с притороченными к ее кронштейну «Жигулями», скрежеща, удалявшимися прочь. – Поехали! – тронул за плечо шофера.
Далее в ГАИ Ракитин дул в трубку под строгими взглядами заспанных врачей, и хитрый прибор с бегающими оранжевыми цифрами показывал что-то, врачам необходимое.
– Легкая степень, – дружелюбно констатировал лейтенант, приглашая Ракитина в комнату дежурного. – Теперь садитесь и пишите: где гостили, сколько пили, откуда и куда ехали. Писать можете?
Было написано объяснение и подписан протокол; был звонок тестю, и лейтенант терпеливо разъяснял старику: дескать, ничего страшного, все живы – и настоятельно рекомендовал впредь вовремя оформлять доверенность.