Побег шиповника: Часть I
Шрифт:
Барахтаясь и задыхаясь, Джулиан всплыл и задел кончиками ступней дно. Он попытался выплыть, но всякий раз, как ему удавалось коснуться берега, кто-то толкал его обратно в ледяную воду.
Он бы подумал, что это какой-то извращённый способ убийства, если бы не тот факт, что существа уже убили для него Ярри, игнорируя его самого.
Крупно вздрагивая от холода, Джулиан сорвал с себя мокрую одежду, и окунулся в воду с головой, вытряхивая грязь из волос, смывая её с тела, с лица. И, когда он вынырнул, его вновь подхватили
Он стучал зубами и жался к чужому телу, внезапно показавшемуся таким тёплым, а потом были повороты вниз и в никуда, завывание со всех сторон и тепло, которое он ощутил спиной.
Тепло превратилось в жар и светом коснулось его век.
Костёр.
Он не хотел открывать глаза, боясь того, что мог бы увидеть, а потому, когда его сгрузили у огня, просто подставился желанному жару, наслаждаясь такой приятной и простой вещью, как тепло.
Кто-то коснулся его шеи липким подобострастным поцелуем. Губами, странными, мягкими, пружинистыми, потом языком, грубым и длинным. Руки заскользили по спине и по груди, по бокам, впились в волосы, и Джулиан с ужасом осознал, что рук и ртов слишком много для одного.
Он распахнул глаза и столкнулся взглядами с тем, кто, по-видимому, и представился ему Галактионом. Болотная зелень радужек и короткие острые кончики ушей, загнутые назад, чрезмерно грубые выдающиеся скулы. Это был гоблин, как и Сатурн. По крайней мере, Галактион походил на разумное существо, а вот другие…
Краем глаза он заметил неестественно выгнутые конечности, бугристую кожу, лишние глаза…
Джулиан зажмурился на миг, а затем судорожно схватил гоблина за плечи, уставился в его лилово-зеленые мутные глаза.
— Только ты, — сказал он ему. — Только ты, Галактион.
Галактион не ответил, но перевёл взгляд ему за спину и заговорил на своём красивом языке. Существа вторили ему стонами и плачем, от звуков которого Джулиану становилось физически плохо, и, наконец, лишние пары рук, языки и губы отпустили его с разочарованными подвываниями, в которых Джулиан даже разобрал искривлённую речь.
Прямо здесь, не отходя, Галактион опрокинул его на спину. Он был некрасив, но уж всяко лучше, чем те животные.
Слова стройными рядами, почти что ласковой песней, шёпотом осели на коже.
Джулиан откинул голову назад и позволил взять себя.
Галактион был нетороплив. Его член не был огромным, как у эльфов, и всё же, увлажнённый лишь слюной и собственной естественной смазкой, шёл слишком туго.
Гоблина это ни капли не смущало. Он плавно двигался, преодолевая сопротивление. При движении вперёд стенки внутри не хотели впускать его, а на выходе — отпускать. Джулиан мучился от неприятных ощущений, не зная, как ему расслабиться, и лишь в конце, когда внутри разлилось тёплое и скользкое, он слабо застонал от фантомного удовольствия.
Он ласково порыкивал что-то на своём, а потом был готов снова, и, несмотря на щиплющие ощущения от спермы внутри, Джулиан испытал волшебное удовольствие, словно бы даже знакомое ему.
***
Туруфь вздрогнула, когда она коснулась её плеча.
Стояла прекрасная погода, но как-то слишком тихо пели птицы. Тиянит бы и не вышла в такой час из дома, если бы не предчувствие, охватившее всё её тело. Ещё и прекрасного Лойгу внезапно не оказалось рядом. Наверное, ушёл ночью ловить соловья. А без Лойгу спать слишком холодно и грустно.
— Здравствуй, милая, — голос Тиянит был нежен, но твёрд. — Давно ты не спишь?
Под глазами у Туруфь была синева, щёки похудели. Тиянит провела пальцем по этим изящным скулам, и младшая эльфийка прикрыла глаза, наслаждаясь подаренной лаской.
— Не ложилась с прошлого дня, — ответила Туруфь. — Я не чувствую его. Возможно, он погиб.
Тиянит скользнула пальцем ей под подбородок. Царапнула когтем едва-едва.
— Отдохни, милая, — сказала она.
Туруфь не посмела возражать.
Тиянит без спешки позаботилась о ней: постелила великанский лист, усыпала его лепестками любимых Туруфью ромашек, уложила её и завернула. Затем потушила костёр и двинулась к выходу из пещер.
Ждать не пришлось долго. Чутьё Тиянит никогда не сбоило, даже в юности.
Молодой шиповник показался на выходе. Он щурился от солнца и кривил рот.
От молодого шиповника за версту тянуло чужим желанием. Он был абсолютно обнажён. Неужели старик Сатурн возлёг с собственным потомком?
Тиянит поджала морщинистые губы и подошла ближе.
— Джулиан, — мягко поприветствовала она.
— Тиянит, — прохрипел тихий простуженный голос.
Тиянит стянула с плеч накидку, что грела её старые косточки и обернула вокруг человеческого детёныша.
— Я так устал. — Большие глаза цвета неба в грозу поглядели на неё с такой искренней грустью, что сухое сердце Тиянит сжалось.
— О, милый… — вздохнула она, касаясь лаской его лица.
Тиянит провела когтем по губам в запёкшейся крови, по ссадине на лбу. Магия Сатурна, топорная и грубая, была заметна ей. Гоблин обещал сделать всё правильно, но получилось только хуже.
Хранитель выпустила свою мягкую, сладкую, как молоко матери, магию, вплела её внутрь, овладела, нашла, что было нужно, сцепилась в объятиях с грубой мужской магией гоблина, забрала все оставшиеся воспоминания и мысли о человеческом прошлом и осела чистым, прохладным инеем.
Джулиан всхлипнул и прижался к её груди.
— Матушка…
Тиянит погладила его по волосам.
«Верно, милый. Теперь я буду твоей матерью. Я и клан теперь всё, что есть у тебя».
_________________________