Побратимы Гора
Шрифт:
– Да, Господин, - согласилась она, опуская её голову.
– Я думаю также.
– Почему?
– Мы достигаем самого глубокого совершенства, - объяснила она, - будучи принуждёнными к повиновению, служению и любви.
– Но это же, не основные обязанности, требуемые от рабыни? – уточнил я.
– Да, Господин.
– Таким образом, получается, - заметил я, - что возникает своего рода интересная взаимосвязь между достижением женщиной совершенства и суровым институтом бескомпромиссного женского рабства.
– Да, Господин, - согласилась Васнаподхи.
Я улыбнулся.
– Но мы хотели бы выбрать наших владельцев, - вздохнула рабыня.
– К сожалению, это не возможно, - заметил я.
– Я - рабыня, -
– Я это знаю лучше других, Господин.
– Но иногда, это возможно, - обнадёжил я её, - женщина, может оказаться в ногах того самого мужчины, которого она бы хотела выбрать в качестве своего хозяина.
– Возможно, Господин, - согласилась она.
– Но даже если ей не столь повезло, чтобы принадлежать такому мужчине, для неё остаётся удовольствие от того, чтобы стоять на коленях, повиноваться, и беспрекословно служить. Удовольствие, связанное с исполнением её природы как любовницы и рабыни, и связанное, также, с осознанием, того что она наконец находится в её месте, отведённом природой, и останется там навсегда.
– Я понял, - кивнул я.
– А, кроме того, - улыбнулась она, - в конечном счете, довольно трудно не влюбиться, в того, кто является твоим владельцем.
– Это, конечно, облегчает контроль над девушкой, - усмехнулся я.
– Несомненно, Господин, - сказала она, как мне показалось, с оттенком горечи, и я подумал, что неволя, несомненно, бывает тяжелым испытанием для женщины, даже если она одета или не унижаема владельцем.
– Как Ты думаешь, эти женщины станут хорошими рабынями?- поинтересовался я мнением Васнаподхи, рассматривая связанных женщин, валявшихся в месте сбора.
– Любая женщина с истинным господином, станет превосходной рабыней – пожала она плечами.
– Посмотри на них. Ты видишь их голых, беспомощных, связанных и брошенных здесь, как всего лишь имущество, которым они, в общем-то, и являются.
– Да, Господин.
– Несомненно, Ты чувствуешь глубокую жалость к ним.
– Да, Господин, - призналась она, и вдруг вскрикнула: - Ой, Господин!
Я прижал её так, чтобы она не могла двинуться. Моя рука была у неё под одеждой.
– А Ты возбуждена, Васнаподхи, - заметил я.
– Да, Господин, - прошептала она.
– С чего бы это, - поинтересовался я, - это, что же, вид одной женщины в неволе, вызывает у другой желание быть помещённой в те же самые условия?
– Я не знаю, Господин.
– Ты хотела бы оказаться нагой, и связанной среди них? – указал я на место сбора.
– Нет, Господин, - испуганно отпрянула она.
– Я уже с владельцами.
– Я не владелец, - отозвался Кувигнака.
– Он - Господин? – спросил я Васнаподхи, указывая на краснокожего юношу. Она была женщиной, и только она могла бы быть в состоянии разглядеть такие особенности.
– Да, в нём есть нечто такое. Я чувствую это, - признала рабыня.
– Я ношу женское платье. Я даже не могу драться, - отмахнулся он.
– Есть в вас то, что присуще Господину, - уверенно сказала Васнаподхи.
– Я могу ощутить это.
– Это чушь, - стоял на своём Кувигнака.
– Это – Вы сами должны решить, - сказала рабыня.
– Посмотри на этих женщин, - показал я Кувигнаке.
– Немало среди них тех, кто были свободными женщинами народа Кайил. Многие мужчины, твои соплеменники, независимо от того, имели ли они интерес к этим женщинам, будут драться, чтобы освободить их. В такой ситуации мужчины не стали бы рассматривать то, что возможно порабощение сделает этих женщин самыми счастливыми на свете, а скорее смотрели бы на это как на нечто оскорбительное, причём оскорбительное лично им. Таким образом, мужчины будут бороться за их свободу, в конечном счёте, ради собственного тщеславия. Также, бывают мужчины, которые желали бы владеть рабыней, но сами слишком слабы, чтобы добиться этого, или, из-за своей неспособности к нанесению вреда другим, по психологическим причинам не могут владеть женщиной. Они будут из зависти, ревности и злости бороться, чтобы освободить их, чтобы отказать другим в удовольствиях, которые они, из-за своих комплексов или слабости, не могут позволить себе. Они думают, что если я, по той или иной причине не могу иметь этих замечательных удовольствий, то пусть никто другой, также, не мечтает об этом. Моральный пыл часто - результат неадекватности. Из счастливых мужчин не получаются хорошие фанатики. Добавлю, что интересы женщин, независимо от того, что это могло бы быть их истинной природой, эти люди не рассматривают. Они, как это обычно бывает, хотя предполагаемо являются объектом этих войн, но как раз о них-то и забывают в первую очередь. Все женщины знают, что в действительности главной потребностью мужчины является желание владеть ими. Мужчина с такими сильными потребностями никогда не будет действительно доволен чем-либо ещё. Правда, не ужасна, она просто реальна.
Кувигнака молча, смотрел на меня.
– Но неужели Ты не будешь драться за этих женщин, хотя бы по причинам тщеславия?
– Нет, - покачал он головой.
– Я не хочу драться. Я не могу драться. Мне жаль, мой друг, Татанкаса. Я не могу драться.
– Я не могу заставить тебя поднять копьё. Я не могу вложить нож в твою руку.
– Мне жаль, Татанкаса.
– Пошли, - скомандовал я.
– Мы должны попытаться пробраться в центр стойбища.
– Смотри, это - вигвам танцев, - показал я.
Справа от нас находился большой, круглый разрисованный вигвам приблизительно сорока футов высотой, заключавший в себе утрамбованную площадку для танца диаметром порядка пятидесяти футов. В центре вигвама, торчал шест с двумя развилками, видимый теперь через отверстие, пробитое в стене. Принадлежности танца, за исключением нескольких длинных узких вант, были сняты с шеста. Сам шест, очевидно, подвергся осквернению топорами и ножами, на нём было множество зарубок и надрезов. Местами огромные куски стен вигвама танца были оторваны. Похоже, именно сквозь эти дыры Жёлтые Ножи вошли в вигвам. Внутри, в нескольких местах, на земле виднелись кровавые пятна. Были места, отмеченных следами волочения тел. По-видимому, тела были убраны из вигвама самими Кайилами.
– Насколько я понимаю, это место считается святым для твоего племени, - сказал я.
– Оно было осквернено.
– Я не могу драться, - покачал головой Кувигнака.
– Не смотри вниз, - предупредил я юношу.
– Это расстроит тебя.
– Татанкаса! – крикнул мой друг в ужасе.
– Я видел это, - сказал я.
– Пойдём.
Но Кувигнака встал на колени среди мертвых. Он поднял маленькое тельце на руки.
– Пойдем отсюда, - позвал я.
– Это – был всего лишь ребенок, - поражённо прошептал он.
Васнаподхи отводила глаза. Она выглядела болезненно. Позеленевшее лицо не добавило ей привлекательности.
– Мы ведь знали его, - пробормотал Кувигнака.
– У него есть мать.
– Мы ведь знали его! – впав в ступор, повторил Кувигнака.
– Да, - сказал я.
Это был один их обычных мальчишек, один из многих других детей племени Кайил. Он был известен и Кувигнаке и мне. Мы много раз бросали обруч для него, чтобы он мог пускать сквозь него свои игрушечные стрелы. В стойбище его называли Hala или Owopte. «Hala» - на языке Кайила, то же, что по-гореански хинти - маленькие активные насекомые. Они напоминают земных блох, но не являются паразитами. Мальчик для своего возраста был маленьким, но страшно непоседливым. Для слова «Owopte» нет простого аналога в гореанском, но буквально, оно означает место, из которого вырыта репа. Он обычно ходил вместе со своей матерью, чтобы копать репу, когда ещё он был совсем маленьким. Это было ласковое имя, данное ему матерью. Он любил этот корнеплод. К сожалению Овопте не успел прожить достаточно долго, чтобы выбрать себе подходящее взрослое имя.