Побудь со мной
Шрифт:
– Маме не говори, что я тебе конфеты давала.
– Не скажу, – пообещала Аля. Бабушка почесала под седыми волосами возле уха, посмотрела на Алю, у которой одна щека раздулась из-за карамельки.
– Ты, может, у нас пианисткой вырастешь? Может, нам тебя в музыкальную школу записать?
– Нет, бабуль, – Аля замотала головой. – Пианино на корабль не поместится.
– На какой корабль? – нахмурилась бабушка. – Зачем тебе пианино на корабле?
– Ну, бабуль! Дядя Женя-капитан сказал, что я невеста. Значит, когда он приедет, он на мне поженится и мы будем плавать вместе на его корабле. Я тоже буду капитаном.
– О, Господи! – бабушка засмеялась. Но потом сразу рассердилась:
– Что за наказание мне с этим ребёнком перед смертью! Ты где эти глупости
– А зачем тогда он мне про слона и дельфинов рассказывал? И про обезьян?
– Дядя Женя взрослый, а ты маленькая! Ему тридцать шесть, а тебе шесть!
– Ну, так я вырасту. Мне потом тоже будет тридцать шесть. И когда нам будет поровну, тогда он на мне поженится!
– Не говори ерунды! – отмахнулась бабушка. – Никогда он на тебе не женится. Вы родственники, а на родственниках не женятся.
Аля не знала, как убрать человека из родственников. Повзрослеть до тридцати шести лет и стать такой же взрослой, как дядя Женя – это она могла. Но вот если он перестанет быть родственником, то он ведь больше не будет приезжать в гости. Потому что в гости ходят только родственники или те, с кем вместе работаешь.
– Бабуль, – позвала Аля и подёргала бабушку за халат. – Бабуль, ну всё равно. Пусть даже нельзя с дядей Женей пожениться, но я всё равно хочу быть капитаном.
– Капитаном? – удивилась бабушка.
– Ну, когда вырасту, – скорее уточнила Аля.
– Девочек на флот не берут, – пожала плечами бабушка.
– Но я хочу плавать на корабле! Я хочу быть капитаном, как дядя Женя! – закричала Аля.
– Дашь ты мне телевизор посмотреть по-человечески в конце-то концов! – отмахнулась бабушка. – Если не можешь сидеть спокойно, иди поиграй в другой комнате.
Аля замолчала и тоже стала смотреть телевизор. Лучше сидеть здесь с бабушкой, чем там с Чудовищем. И потом смотреть балет ей нравилось. Это было красивее, чем папин спорт, например. Вот когда в стране проходила Олимпиада, то приходилось часто смотреть спорт по телевизору.
Олимпиаду придумали древние греки, про которых дома было несколько книжек с картинками. Люди полюбили соревноваться ещё вот с тех самых древних времён. Собирались в каком-нибудь древнегреческом месте и несколько дней соревновались друг против друга. Те, которые проигрывали, не обижались. Все спортсмены, даже после драки, которую называли борьбой или боксом, обязательно потом мирились и жали друг другу руки. В детском саду объясняли, что олимпийские игры устраивают для того, чтобы дружить. Дома по телевизору Олимпиаду тоже смотрели дружно. Але было уютно и весело, когда вся семья собиралась в бабушкиной комнате, но смотреть соревнования было скучно. Подумаешь: группы товарищей собираются, раздеваются до трусов и маек и начинают из последних сил делать какие-то упражнения или бегать, или играть в спортивные игры. Аля удивлялась, что всем было до этого дело, и все вокруг хотели смотреть соревнования с трибун стадиона или по телевизору, и по-настоящему переживать из-за неудач и радоваться успехам этих совершенно незнакомых людей. Папа, во всяком случае, очень переживал за футболистов и хоккеистов, выкрикивал фамилии, так словно игроки могли его услышать, бил кулаком по краю бабушкиной кровати и нервно выбегал покурить. Але не очень нравились соревнования. Ей вообще на Олимпиаде больше всего запомнился толстенький меховой олимпийский мишка с круглыми ушами и добродушной полосочкой улыбки под черным носом. Мишка ни с кем не соревновался и всему радовался. В самый последний день Олимпиады на стадион вынесли огромного надувного мишку с воздушными шариками в лапах. Все прощались с ним и пели, что теперь ему пора возвращаться в свой сказочный лес, и он вдруг, правда, оторвался от земли и полетел, полетел куда-то в небо.
– А мишка ещё вернётся? – спросила Аля, вытирая выкатившиеся сами собой из глаз слезинки.
– Хватит с нас уже Олимпиады, – отмахнулась бабушка, потом посмотрела на Алю и добавила очень уверенно:
– Ты же понимаешь, что мишке в сказочном лесу будет намного лучше. А вот тебя надо бы записать в какую-нибудь
Получалось, что такое важное событие, как Олимпиада, не проходит бесследно, не растворяется в памяти, как олимпийский мишка над стадионом.
– Хорошо бы ребёнка записать на какой-нибудь спорт, – говорила теперь время от времени бабушка.
– Надо бы, надо бы, – соглашался папа, с шуршанием переворачивал страницу спортивной газетой и скрывался за ней почти целиком. А мамы в такие моменты почему-то вообще никогда в комнате не было, она каждый раз на кухне что-то готовила.
– Родители твои и не почешутся, – ворчала бабушка. – Придётся мне самой перед смертью суетиться.
Але не хотелось суетится по поводу спорта, но бабушка повела Алю записываться в секцию гимнастики.
Детская спортивная школа располагалась в самом центре города, на проспекте 25-го Октября, в сложенном из желтоватого известняка здании, которое было совсем не похоже на все остальные дома, потому что оно было с колоннами перед входом и с башенкой на крыше. Все называли это здание странным словом «кирха».
– А почему «кирха»? – спросила Аля, когда они поднялись по широким ступеням к дверям.
– А потому что раньше это была лютеранская церковь, – непонятно объяснила бабушка, обмахиваясь платком. На самом деле, бабушка тоже волновалась, хотя наверняка меньше, чем Аля. – Тут раньше внутри были скульптуры и орган – это такой музыкальный инструмент. Но теперь от всего этого ничего не осталось.
Аля ещё никогда не бывала внутри никакой церкви, но знала, что их строят для богов. Ей казалось, что в такие здания нужно входить, чувствуя что-то особенное, но что именно, она не знала и немного волновалась. Бабушка решительно потянула на себя высокую деревянную дверь. Под сводами кирхи в лучах летнего солнца, льющегося в зал с обеих сторон через окна, Аля увидела людей – маленьких и постарше – облачённых в одинаковые белые футболки и синие трусы. Эти люди легко вспархивали над брусьями, с кошачьей непринужденностью изгибались на шведских стенках и беззаботно парили под потолком на кольцах. Это было какое-то удивительное племя, может быть даже одна семья, так слаженно они двигались и так похоже выглядели. В них без сомнения было что-то божественное, как в той самой Алиной книжке с картинками про мифы Древней Греции.
Одна из богинь снизошла до бабушки и внучки. Она покрутила Алю так и эдак, заставила поднять руки и сделать несколько наклонов и приседаний. Потом сказала, что Аля не подходит: не тот возраст и комплекция. Аля не совсем поняла, что говорила спортивная богиня, но обиделась на равнодушное выражение её лица. Богиня не полюбила её, не приняла в этот круг избранных, которыми зрители восхищаются даже по телевизору.
Бабушка поджала губы, взяла Алю за руку и решительно прошагала к дверям. И тут Аля с облегчением и радостью поняла, что раз её не полюбили и не оставили здесь, то можно будет просто спокойно вернуться домой. Раз её не взяли, то никто не будет заставлять её ставить рекорды. Она не представляла себе, как это: ставить рекорды. И вообще, бабушка ведь говорила каждый раз, когда Аля начинала заниматься спортом дома, что места для этого у них в квартире слишком мало. Так что ставить рекорды было бы просто некуда.
Проспект обдал их жаром раскаленного пыльного асфальта и грохотом проезжающего мимо грузовика с огромной синей мордой и деревянным, сбитым из разболтанных досок, кузовом.
– Всё, идем домой! – сказала бабушка, отмахиваясь от поднятой грузовиком пыли. – Ну её, эту гимнастику. А давай-ка мы с тобой сейчас купим мороженого!
Спорт, получается, и правда, приносил человеку много пользы, раз за одну только попытку записаться в спортивную школу человеку уже полагалось мороженое.
– Зачем только отдавать ребёнка на спорт? – говорила бабушка вечером на кухне родителям. Аля катала по коридору зайца в игрушечной машинке и всё слышала. – Это же одни комплексы будут у ребёнка. Эта тренерша сегодня мне заявила, что у Александры не тот возраст и комплекция. Она что же, получается, уже слишком старая или слишком толстая для художественной гимнастики? Вы подумайте только! В шесть-то лет!