Побудь со мной

Смерчек Анна

Когда дали свет, Аля начала подумывать, не стоит ли спросить у Нины Пианиновны, что бывает от проглоченного желудя. Аля поискала воспиталку глазами и заметила на стене плакат, на котором был нарисован желудь, и зеленая штучка, похожая на птичку, которая растет на клене и отлично клеится на нос, и еловая шишка. И ещё там было нарисовано, как из маленького семечка проклёвывается сначала едва заметный росток, а потом вырастает целое настоящее дерево. Аля ощупала живот, куда уже, наверное, опустился желудь, и представила, как он прорастает там, превращаясь постепенно в дерево, продираясь через её ноги корнями, а через руки – ветками. Проросший в животе жёлудь показался ей даже страшнее глистов, которые могли завестись, потому что против глистов у врачей было лекарство, а вот о таблетках против дубов в желудке она никогда не слышала. Аля поглядела в окно на злополучный дуб. Что-то тут не складывалось. Нины Пианиновны в комнате не было, и пришлось спрашивать у Елены Сергеевны.

– А почему у нас во дворе растет только один дуб, если вокруг с него так много желудей нападывает? Они почему не прорастают?

– Это хороший вопрос, – неожиданно похвалила Елена Сергеевна. – Только не нападывает, а падает. Дело в том, что не все желуди прорастают. Для того чтобы семена растений проросли, нужны подходящие хорошие условия.

– Какие? – оживилась Аля, не веря своим ушам.

– Чтобы семечко проросло, должно быть тепло и достаточно влажно, – объяснила Елена Сергеевна. Аля вздохнула. От Елены Сергеевны и не стоило ждать хороших новостей. Как назло, внутри у Али всегда было тепло и сыро.

Весь день Аля чутко прислушивалась к происходящему у неё в животе и размышляла о том, как бы устроить так, чтобы внутри у неё стало холодно и сухо, другими словами неблагоприятно для желудя. За обедом она приняла решение, ни за что не есть суп, но Елена Сергеевна сказала, что тогда выльет его Але за шиворот. За ужином Аля решила, что не сделает ни глотка морса, но Елена Сергеевна была начеку и заставила её выпить весь стакан. Аля представила себе, что пройдёт время и желудь прорастет в ней достаточно сильно, и тогда она, наверное, будет уже больше деревом, чем девочкой. И тогда воспиталка перестанет пускать её в группу, и заставит всё время торчать на улице. А если она ещё и корни пустит в землю, то на море уже точно никогда не сможет поехать. Так и будет день за днём торчать во дворе. Але уже заранее сделалось одиноко и грустно, и захотелось плакать.

Наконец, наступил вечер, и детей начали разбирать по домам. Бабушка пришла уже уставшая, и сразу сказала:

– Ну, надеюсь, сегодня мы обойдемся без сюрпризов. У меня нет никаких сил на тебя.

Если до этой фразы Аля ещё собиралась рассказать бабушке историю про желудь и гадала, что произойдёт потом, то после усталых бабушкиных слов делиться неприятностью стало почти невозможно. По дороге домой Аля ещё взвешивала, что будет, если она всё-таки расскажет: просто отругают и дадут какую-нибудь гадкую, но спасительную таблетку или сразу отправят в больницу, чтобы ей разрезали там живот и достали желудь. Оба варианта были неприятные. Съесть таблетку было, конечно, проще, но потом ведь будут ругать и всю жизнь до самой смерти припоминать, и попрекать этим желудем. Отправиться в больницу было намного страшнее, но зато потом все станут жалеть и будут кормить всякими вкусностями, как это было с соседкой Иркой из соседнего подъезда, когда она угодила в больницу с аппендицитом.

Когда пришли домой, бабушка сразу легла на свою кровать и начала вздыхать. Наверное, так ведут себя люди перед смертью. Аля посидела одна на кухне, порадовалась, что смерть ей самой пока не грозит. Хотя постепенное превращение в дерево тоже мало радовало её. Аля попробовала подержать руки в холодильнике, чтобы стать холодной и непригодной для прорастания желудей. Лучше было бы, конечно, влезть в холодильник целиком, может даже остаться в нём на целую ночь, но она выросла уже слишком большой и не поместилась бы, да и мама вряд ли бы разрешила. Руки в холодильнике немного замерзли, но живот оставался тёплым. Стоять, уткнувшись носом в полку, на которой была только масленка с нарисованным на ней цветком и кусок сыра, завернутый в плотную коричневую бумагу, некрасиво залоснившуюся с одной стороны от жира, было скучно.

Аля помаялась ещё немного, потом решила, что если скоро станет частью природы, то успеет ещё наскучаться в одиночестве. А пока надо насидеться впрок с бабушкой. Бабушка лежала на кровати, подсунув под голову две подушки, и ничего не делала, даже не читала газету, которая была сложена у неё на груди, и то поднималась, то опускалась вместе с бабушкиным дыханием. Может, бабушка даже специально так положила эту газету, чтобы убедиться перед смертью, что она пока ещё жива и дышит.

– Можно я побуду с тобой? – спросила Аля.

Бабушка вздохнула, газета взмыла высоко и соскользнула вбок, бабушка подвинулась, освобождая место рядом. Аля забралась на кровать и вытянулась на спине вдоль бабушки. Одной рукой она осторожно ощупала свой живот, но желудь не почувствовала.

– Бабуль, а тебе нравится дуб? – спросила Аля.

– Какой дуб? – уточнила бабушка.

– Дуб, который растет на улице. Дерево такое, – объяснила Аля.

– Ты думаешь, я не знаю, что такое дуб? – обиделась бабушка.

– Так нравится? А желуди нравятся? – снова спросила Аля.

– Нравятся, – кивнула бабушка. – Но поделку за тебя делать я не буду, если вам в садик опять надо. Ты уже большая, сама можешь сделать.

– Мне не надо поделку, – вздохнула Аля.

– Вот и слава Богу, – вздохнула бабушка.

– А если бы я стала дубом, ты бы ко мне приходила? – помолчав, спросила Аля. Бабушка даже повернула к ней голову от удивления.

– С чего бы тебе становится дубом? Это уж скорее я … как говорится, дам дуба, – усмехнулась она.

– Кому ты дашь дуба? – заинтересовалась Аля.

– Никому. Так говорят, когда человек умирает. Это, конечно, не вежливо так говорить. Разве что в шутку. Хотя шутить на такие темы тоже невежливо. Но что мне ещё остается в моём-то возрасте?

– Вот стану я дубом, – задумчиво рассуждала Аля, пригревшись под бабушкиным боком. – В группу меня больше не пустят, домой тоже, ты умрешь, а мама с папой уедут на работу. И останусь я совсем одна…

Аля, наверное, немного задремала, потому что на какое-то мгновение даже увидела себя посреди двора с поднятыми к небу руками. Из каждого её пальца прорастали ветки, и уже темнело, и начинал сыпать снег, а она так и стояла одна-одинешенька.

– Да что это ты придумала такое с этим дубом? – насторожилась бабушка, вырвав Алю из подкравшегося незаметно грустного сновидения. Она приподнялась на локте и всмотрелась в Алино лицо, а у той уже катилась по щеке слезинка.

– Потому что я нечаянно целый желудь проглотила-а, – созналась Аля и наконец разревелась по-настоящему. Бабушка открыла рот, то ли чтобы утешить, то ли чтобы отругать, но тут как раз заворочался ключ в замке – это вернулись с работы мама с папой.

– Полюбуйтесь! – сказала им бабушка каким-то растерянным голосом: как будто так и не решила для себя, что нужно делать: сердиться или смеяться. – Какой поросенок у нас в доме растет. Желудями питается!